Собственник

– Нет, не бросаю, – сердито глянул на меня Довгер. – Я еду затем, чтобы отдать свою часть рукописей тому хранителю, которого определит семья. Отчитаюсь за здешние события и изложу свою точку зрения на них… Мне много о чем пришлось передумать… Конечно, судьбу великого открытия один человек решать не вправе, тем более, что знания, хранящиеся у моих кузенов и дядей, поистине уникальны. Возможно, ещё найдется человек, который сможет достойно ими распорядиться. Но хранитель, утративший веру, такого человека не найдет. Поэтому я и отказываюсь от своей миссии… Ничего, семья поймет. У нас уже бывали такие случаи. Помогут завершить все дела в той жизни, которой я сейчас живу, подготовят здесь какое-нибудь место. И, как только представится возможность «прекратить» мою жизнь за границей, я незамедлительно вернусь сюда. Мне есть с кем желать состариться и… окончательно завершить жизненный путь.

– Значит, решили, как дедушка, да?

– Нет, как я сам. Просто, решив стать обычным человеком, не считаю для себя нужным и дальше принимать эликсир долголетия.

Довгер встал и отошел к окну.

Я прекрасно понимал его состояние. «Слышал» мысли, в которых много чего было намешано, а самое главное, ощущал абсолютную правдивость и высказанных слов, и этих невысказанных мыслей.

– Как странно, – пробормотал Довгер, рассматривая замусоренный двор, – вспомнил сейчас Васин дневник и подумал, что нынешнее поколение тоже станет с ностальгией вспоминать все это, как часть своего детства. Вот только обидно, что, вместо цветущих клумб и добрососедских праздников, в их памяти останется только эта обшарпанная помойка.

Он немного помолчал и отвернулся от окна.

– Я вам тут говорил, что разуверился, но это не совсем так. Пропала, скорее, не вера, а надежда. Надежда на то, что эликсиры Галена действительно, когда-нибудь изменят человечество к лучшему, даже в том случае, если найдется приемлемый способ нейтрализовать их смесь. Для этого нужно, чтобы все люди, разом, обрели новые свойства, но подобное вряд ли возможно. А во всех остальных случаях, обязательно, найдутся те, кто все пересчитает на деньги и станет решать, кому быть счастливым, а кому нет. Причем, будьте уверены, сами эти люди эликсирами не воспользуются, потому что сочтут себя достаточно прозорливыми и чуткими, чтобы улавливать единственно важное для себя – спрос и предложение. И чем же тогда, скажите, обновленное будущее человечества будет отличаться от его сегодняшнего настоящего? Полагаю, ничем. Абсолютного совершенства никто не достигнет, поскольку те, кто научится смотреть в глубь вещёй, будут видеть и понимать то, что происходит, но поделать ничего не смогут. А этим мы и сейчас сыты по горло.

Довгер вздохнул и печально посмотрел на меня.

– Давайте лучше, Саша, сходим с вами на кладбище. Я хочу перед отъездом поклониться Васе, Олегу и… Алексею.

– Пойдемте, – согласился я, давно уже предчувствуя эту просьбу. – Только сначала вам придется достать из кладовки лопату.

– Господи, зачем?! – испугался Довгер.

– Затем, что в нашу первую встречу вы интересовались дядиным дневником. Так вот, я зарыл его на кладбище, чтобы спрятать от Гольданцева, но сегодня думаю, пусть лучше дневник будет у вас.

Я действительно хотел отдать Довгеру дядины записи. Хороший он хранитель, или плохой, судить не мне. Но одно не вызывало сомнений – вполне явственное желание сделать ему что-то хорошее, что покажет возникшее во мне вдруг доверие. Это оказалось неожиданно приятно, несмотря на раздвоенность, которая по-прежнему существовала.

– Спасибо, Саша, – прочувствованно сказал Довгер. – Вы не представляете, как сейчас меня порадовали.… Хотя, нет, вы-то как раз и представляете, потому и сделали это, да? Спасибо. Так нужно сейчас хоть немного спокойствия и уверенности…

Не стану отрицать, проскользнуло у меня в тот момент что-то вроде «битый небитого везет…», но не надолго.

Так мы и пошли на кладбище, словно два духовных инвалида, поддерживающие друг друга в немощи.

Пешком идти было слишком далеко, и Довгер предложил, было, доехать на такси. Но тут же сам отказался от этой идеи. Вряд ли я смог бы сесть на синтетическое сиденье, а висеть в воздухе, пугая водителя, не хотелось. Да и вопрос ещё, сумел бы я «зависнуть»? Может, не удалось бы даже влезть в машину.

Короче, доехали на маршрутке. Подождали такую, где народа поменьше, и риск разозлиться на кого-то минимальный. Я всю дорогу стоял, словно пижон, не прикасаясь к поручням, и Довгер, из солидарности, тоже не сел, хотя и выглядел довольно комично – импозантный мужчина, из среды тех, кто в общественном транспорте вообще не ездит, в дорогущем пальто, но со спортивной сумкой в руках. Про нас вокруг всякое думали, и я еле сдерживался, чтобы не взбеситься в ответ. Довгер уже начал посматривать с беспокойством, когда, по счастью, автобус добрался до конечной остановки, откуда до кладбища было рукой подать.