Собрание стихотворений. В 2 томах. Том 1 и 2.

Сердце стратилось, ночь умерла,
Раскорчеваны корни огней…
Но не столько уж жизнь тяжела,
Сколько тяжести смертной на ней. —

То есть: сердце, скатясь тяжело
За обрушивающейся тьмой,
Ровно старая роза, взошло
В невесомости клетки грудной, —

Где огни перестали взрастать,
От соитья рождаясь, как мы,
И, как мы, стали тихо листать
Эту кипу осмысленной тьмы; —

Истончилися в тени огни.
Те, рассеявшись, сделали ночь,
Ту, что в сердце жила искони,
И опять воротиться не прочь…

…А сейчас я очнулся в слезах.
Снова ночь, снова в сердце цвела…
Что ж, не столько уж жизнь немила,
Сколько милости смертной в глазах.

3. Разноглазый вечер

В. Шубинскому

Слизистой поверхностью закатной,
Клетчатой, расшаркавшейся листвой,
Морем, треугольным безвозвратно, —
Твердь воздушная полна волной попятной
Так, что уж и не кажется живой.

А-а… а слева (значит, Солнце справа) —
Есть веко паутинное Луны,
А под ним – полyнеба держава,
И осколки скиптра сверкают ржаво
В щербинах и трещинах волны.

Вот лицо природы двуобразной:
С кровью – мертвой, но с нёкровью – живой,
С трупной жизнью, светлой и заразной,
С ярой смертью, радостной и красной, —
Над земною твердью дрожжевой.

4

О, где отставшее отстало?
И как ушедшее ушло?
Как столько стало жизни мало —
Уж и не слово, но число.

Мир студенистый за спиною
Из недопахтанных морей.
А впредь – огонь. Огонь стеною.
Стеной без окон и дверей.

5. Нощь-колодница

Только в мире и есть…

А. Фет

Нощь-колодница, дрязглая, пьяная,
Отжимает дерюжки свои…
А над пламенем – слякоть стеклянная
И теней золоченых слои.
Ах, куда же застрельнуться, броситься?
Раствориться, разъяться, сойти?..
Что ж так крошится кружится, просится —
В пересыльного сердца горсти?
Значит знал я – прижиться не сможется.
В мире есть только этот огонь,
Где она – вся кривится, кукожится,
Обтирает об титьки ладонь.

То есть, – всякая тень, перед веткою
Прокативши сквозь темь да туман,
Надавившись на веко монеткою, —
Проканает во вшивый карман.
И еще – не успею проститься я,
И простить не успеют меня,
Как уже впереди – криволицая,
Весело кандальцами звеня.
Мир окрест бесконечною клеткою,
И дымится на потолке…
Я пришит обручальной браслеткою
К этой смрадной, любимой руке.

1985

Вечер и ночь

У неба – еврейские вены.
У моря – цыганские серьги.
А русские круглые стены
вселенной Почти уже смеркли.

У неба – цыганские блестки.
У моря – еврейские шапки.
Но русские круглые стены
Скользнули в окрайные шахты,

Где каждый изогнутый лепест —
В безвидном своем коридоре.

Остались лишь небо и море —
Их гул, их звон, их треск, их лепет.

1985

Хор

строфа