Для горца одна есть награда — Чтоб наш Дагестан вечно жил. Я знаю, не для маскарада Надел ты папаху, Гаджи. Ее ни пред кем не снимавший (В горах это страшный позор), Мне на год в аренду не дашь ли Гаджи, боевой свой задор? А, впрочем, хватило б и часа… Зачем, когда был молодой, Я складывал деньги в сберкассу, Растратив запас золотой Душевного юного пыла, Которого нынче вполне На десять томов бы хватило, И даже на большее мне? Но только годам твоим все же Гаджи, не завидую я, Поскольку гораздо дороже Мне бедная юность моя. Чем дальше она, тем красивей, Хоть было в ней много всего… Но там я спел «Аве Марию» И там отстоял «Ахульго» . И я никогда не забуду Ту жизнь, что пряма, как шоссе, И здание Литинститута — Родное мое медресе . Я тоже объездил полмира, И помнят меня, может быть, Нью-Йорк и вершины Памира, И лондонские дубы. И мне ли завидовать, друг мой, Богатству теперь твоему, Когда дагестанцам всем трудно, Не только ведь мне одному. А был я любимцем удачи И денег, увы, не считал, И лишь на талант свой батрачил, Что даром другим раздавал. Но даже в Верховном Совете, Где я четверть века подряд Сидел, счастья все же не встретил, О чем написал Патимат.
V.
Гаджи, говорят, что в тебе есть талант, Людей выручать из беды. В капкан угодил нынче весь Дагестан, Ему не поможешь ли ты? Еще говорят, что, хоть ты и богат, На это тебе наплевать, И думаешь только о том, чтоб врага Поднявшего меч наказать. Ведь сердце Кавказа терзает давно Безумная стая волков, И чтобы не остановилось оно, Свое не щадить ты готов. Я верю тебе, но не в этом вопрос, Ведь даже герой Прометей Был горцем кавказским и в жертву принес Себя ради блага людей. Но нынче, к несчастью, не те времена, И, глядя на наше житье, Все звезды померкли и даже луна Покинула ложе свое. Опять в королевстве у нас нелады: То ль в Датском, то ль тоже на Д.?.. И пахнет здесь гнилью, и привкус беды, Как воздух незримый, везде. Гаджи, ты — не Гамлет, и я — не Шекспир, Но жутко бывает порой, Что тысячу лет не меняется мир В привычке своей роковой. О, грез мышеловка! О, жизни капкан! О, мутные очи судьбы! Любовь на поминках — и только строка Правдива еще, может быть. Но озеро наших надежд заросло Болотною ряской давно. И эху Кавказа, что вдаль унесло, Вернуться назад не дано. Оно на бесчисленных похоронах, Ему теперь не до меня… И только один всемогущий Аллах Способен все это понять. Но я не приму этих лет круговерть, Хоть стану совсем нестерпим. Эпоха глядит на меня, как медведь, Единственным глазом своим.
VI.
Стою у подножья огромной горы И знаю, что нет перевала… Разрушены царства, исчезли миры, Связь времени в бездне пропала. Стою над рекою, а мост унесен Теченьем ее сумасшедшим. И нет уже больше раскидистых крон Деревьев, где зрели черешни. Все смыто потоком тех мутных времен, Что нам суждены были Богом. Мне жалко, Гаджи, что, как ты, не силен Бороться я с этим потоком. Я как малахольный хожу фольклорист По нашему бедному краю И каждое редкое слово, как лист, В гербарий души подшиваю. Расстроены свадьбы и бед через край, Торговля не клеится в селах. А я все ищу свой потерянный рай В раздумьях итак невеселых. И, словно историк, в архивах любви С упорством фанатика роюсь, Но не раскопать мне уже, черт возьми, Свою легендарную Трою! Я дни молодые на откуп отдал Трем небезобидным порокам: Ту, что без венчания в жены я взял, Как дрянь, оказалась жестока. И пьяному бреду даю я развод — Мне ясное нужно сознанье. И к власти продажной меня не влечет, Я ей отравился заранее. На мой Дагестан я с тоскою гляжу, Он скорчился, как от ожога, До боли знакомого не нахожу, Так много в нем стало чужого. А, может быть, вовсе не прав я, Гаджи, И мы еще в самом начале? Но прежних лет ржавчину, все же, скажи, На иней зачем обменяли?
VII.