Собрание Стихотворений

Ни смерти, ни жизни, ни правды, ни лжи, ни людей.
Лишь сны в поднебесье, как стаи летят лебедей.

Летят в бесконечность, эфиром небесным пыля,
Из пыли небесной, кружась, возникает земля.

И быстрые тени от крыльев ложатся во мгле,
И тенью от тени живет человек на земле.

Лишь тенью от тени, эфирною пылью дыша,
Рождается, бьётся и гибнет во мраке душа.

1930

Сердце

Всё будет так, как я всегда хотел –
В ногах покров парчовый будет бел,
И будет лента венчика бела
Вкруг ледяного, тёмного чела.
Земной, привычный облик свой храня,
Три долгих, три неповторимых дня
Лежать я буду на столе один.
Торжественный, заупокойный чин
Священник будет истово свершать,
И будут молча вкруг меня стоять
Мои друзья, враги, моя семья,
Все, с кем я жил и с кем встречался я,
И будет, от прозрачной белизны
Ещё красивее лицо жены.
Всё будет так, как я хотел всегда.

И только ты не сможешь никогда,
В отчаянье последнем и тоске,
Припасть к моей, почти живой, руке,
К моим уже невидящим глазам.
И даже в широко открытый храм
Со всеми не посмеешь ты войти.
Меня подстерегая на пути,
Зажав рукой молчащий в муке рот,
Увидишь ты, как медленно плывёт
Высокий гроб, в тумане, без следа…
И сердце мёртвое моё тогда
От жалости смертельной вздрогнет вдруг,
И ты услышишь еле слышный стук,
Такой знакомый, сердца моего.
Но люди не услышат ничего.

1930

* * *

Какое там искусство может быть,
Когда так холодно и страшно жить.

Какие там стихи – к чему они,
Когда, как свечи, потухают дни,

Когда за окнами и в сердце тьма,
Когда ночами я схожу с ума

От этой непроглядной темноты,
От этой недоступной высоты.

Вот я встаю и подхожу к окну,
Смотрю на сад, на темную луну,

На звёзды, стынущие в вышине,
На этот мир, уже ненужный мне.

Прислушиваюсь к шёпоту часов,
Прислушиваюсь к шороху шагов.

Какое там бессмертие – пуста
Над миром ледяная высота.

1930

Муза

Он тяжко клонится к столу,
Чернилом белый лист марая,
А Муза пленная, в углу,
Об отнятом тоскует рае.

Ложится за строкой строка,
Глухие отражая звуки,
До боли потная рука
Сжимает маленькие руки.

И нелюбимый, может быть,
Терпеньем и трудом сумеет
Любимую к любви склонить,
Любимую назвать своею.

Но лживым будет торжество,
Когда она, в изнеможенье,
Коснётся жадных губ его
С покорностью и отвращеньем.

1931

* * *