Собрание сочинений

       Видны на стенах изображенья живы,
       Их кисть волшебная для глаз произвела,
       И вид естественный и душу льну дала.
       В лице приятного и кроткого зефира
       Изобразила кисть златое царство мира.
       Мир страшный брани храм заклепами крепит,
       У ног его в траве волк с агнцем купно спит.
      . . . . . . . . . . .
      . . . . . . . . . . .
       С другой стороны встречал обвороженный взор
       Военны подвиги, сражения, раздор:
       Там зрится во крови свирепых битв царица,
       Там раны видимы, там кровь, там бледны лица;
       Герои, в цвете лет кончающие дни,
       И стонут, кажется, написаны они.
      . . . . . . . . . . .
       Там новый вид глаза царевы поразил:
       Художник пламенну любовь изобразил;
       Любовь, которая казалася на троне,
       С колчаном стрел в руках и в розовой короне и проч.

Песн. V, ст. 381 и след.

. . . . . . . . . . .

       Лишь только довлеклась она златых дверей,
       Из меди изваян, где виден Сафгирей.

Песн. X, ст. 107 и 108.

Положим даже, что греческие художники были в Казани и что произведения живописи и ваяния могли украшать чертоги Сумбеки, но можно ли забыть, что закон Магометов, кроме, цветов, никаких изображений не позволяет? Сие тем для нас памятнее, что мы лишились множества произведений древних греческих художников, кои свирепые османы разрушили из привязанности к правилам своей веры.

Сумбека ведет Алея в сады, где видим крытые аллеи, фонтаны и хороводы граций и амуров.

Казанцам помогают против Иоанна четыре рыцаря:

       Из Индии Мирсед, черкешенник Бразин,
       Рамида персянка и Гидромир срацин.

Песн. X, ст. 707 и 708.

Трое из них сражаются для того, чтобы получить руку Рамиды, которую отец обещал отдать тому из них, кто окажет более храбрости. Хераскову угодно было вселить дух рыцарства в народах азийских и превратить их в Дон-Кишотов. Можно ли без смеха видеть Гидромира, строго наблюдающего рыцарские уставы?

       О царь! ты, рыцарских священных прав не зная,
       Караешь узника, казнить героя чая;
       Он в поле предложил сражение тебе:
       Стыдись робеть, меня имея при себе.

Песн. XI, ст. 75–79.

Но не один Гидромир поступает как рыцарь. Князь Курбский говорит дворянам Муромским:

       Храните рыцарский, герои, в бранех чин.

Песн. XI, ст. 317.

Можно быть снисходительным к великим художникам за их ошибки против времени; изящность их произведений заставляет нас забывать сии мелочи. Например: Рафаэль в картине, изображающей Иисуса в яслях, украсил тот сарай, в коем он находился, столпами Коринфского ордена6, но сия ошибка помрачает ли его славу? Вот гадания Сумбеки.

Она

       Змию в котле варит, кавказский корень трет;
       Дрожащею рукой извитый прут берет,
       И пламенным главу убрусом обвивает;
       Луну с небес, духов из ада призывает.

Это похоже на гадания Дидоны в вывороченной "Енеиде"; но Херасков имел конечно намерение совсем противное намерению г. Осипова7.

Зачем Троекур снимает доспехи с убитого им рыцаря? Это можно видеть из римской истории. Чтобы понять слова Сеита

Там агнца черного в жертву я принес,

довольно заглянуть в римские древности: там узнаем мы, что богам подземным приносились в жертву черные скоты.

Едигер раздирает свою ризу {Песн. ХI и XII.} и потом с посыпанной пеплом главою является ко Иоанну {Песн. XII.}. Это обычав иудеев.

Что скажут потомки наши, читая "Россияду"? Может быть, какому-нибудь антикварию вздумается, доказывать что казанские татары были язычники, что у них существовало рыцарство или что руссы весьма сходствовали с римлянами; и сошлется на "Россияду". То не вправе ли они ему поверить? Не основываем ли и мы иногда наши доказательств на каком-нибудь стихе Гомера или Виргилия?

Я бы одолжил ещё свои замечания на "Россияду" если бы не боялся вам наскучить. До сих пор я рассматривал ее в отношении к главным правилам эпической позмы; в другом письме предложу вам мое мнение об ее слоге и красотах пиитических.