Из дома вышла мать с Николькой на руках. Она услышала его слова и усмехнулась.
- Страсть какие трудные дела - с девчонками не поладили! Есть о чём говорить - сейчас побранятся, сейчас и помирятся. Аниска сама крапива хорошая.
- Да ведь и крапива колется лишь тогда, когда её топчут да ломают... - ответил отец.
- Ну что выдумал!.. - Мать махнула рукой. - Будь к людям хорош, и люди к тебе хороши будут. А на обиды эти и вниманья обращать нечего пустяки какие!
- А я ей не хороша была, да? - вдруг всхлипнула Аниска, и слёзы закапали на белые поленья.
Отец встал.
- Сходить в лес, сушнику посмотреть, подготовить... - сказал он, встал и засунул за пояс топор. - В то воскресенье лошадь обещали.
- Ну вот, - обиделась мать, - и так тебя по целым неделям не вижу!
А Аниска обрадовалась. Слёзы её сразу высохли.
- И я с тобой, папаня! Ладно?
- Ну, а как же! - отозвался отец.
- Оба чудные, - сказала мать и улыбнулась, покачав головой. - В лес каждый раз будто к празднику идут! Э-эх!
Аниска неподвижно стояла на полянке, озарённой солнцем, среди пышной пёстрой иван-да-марьи.
Деревья, полные солнечного спокойствия, окружали её, и откуда-то из зелёной чащи сыпался разноголосый птичий щебет. Аниска видела, как на белый цветок дикой петрушки вылез и уселся кремовый паучок-бокоход. Сел и сидит неподвижно - попробуй-ка, муха, разгляди врага!
Она слышала, как далеко-далеко стучит дятел по стволу дерева. Она различала сладкий запах пушистой розовой таволги, которая цвела среди кустов. Сердце её понемножку отогревалось, успокаивалось.
- Папаня, ау! - звонко закричала она.
- Э-ге-ге! - ответил ей отцовский голос из лесной гулкой дали.
Отец здесь, рядом. И весь день будет Аниска около него. Как хорошо, как весело, когда отец дома! Пускай только кто-нибудь нынче подразнит её! Пускай Лиза хоть пальцем тронет! Ага! При отце-то она побоится.
Легонько взмахнув густыми космами, Аниска пошла дальше, в лесную страну, - тихую, приветливую, ласковую...
На старой заросшей дороге Аниска увидела ежа. Он хлопотливо бежал ей навстречу.
- Куда ж, дурачок, бежишь прямо под ноги? - спросила Аниска. - А если б это не я была, а какие-нибудь мальчишки?
Ёжик был молодой, иглы у него были светлые, свежие и не острые. Он свернулся в клубок, Аниска легонько перевернула его.
- Ну, ну, не фыркай, я тебе только в лицо посмотрю. У, какой ты смешной! И глаза зажмурил. А нос-то чёрный да мягкий какой, как сливинка! Ну ладно, развёртывайся да иди куда шёл...
Ёжик открыл глазки, посмотрел на Аниску и опять зажмурился.
- Ну ладно, уйду, - сказала Аниска, - а то пролежишь тут, опоздаешь по своим делам...
И пошла дальше.
Муравьи чёрным ручейком текли куда-то, пересекая дорогу. Куда это они? Ага, на калину! А что там, на калине, мёдом намазано, что ли?
- Ты что нашла? - спросил отец, выходя из чащи.
Аниска молча поманила его к себе рукой.
- Гляди-ка... куда это они?
- А вот куда, - сказал отец, приглядевшись, - видишь?
На калиновых листьях, возле самого черешка, Аниска увидела красные бугорки. Вот к этим-то бугоркам и стремились муравьи. Они грызли их со всех сторон жадно и торопливо. На калиновый лист села глупая муха и поползла к этим бугоркам. Но муравьи, приподнявшись на задние лапы, замахали на неё передними и выставили свои свирепые челюсти:
"Не подходи! Загрызём!"
Муха попятилась и улетела в страхе.
- Ой, звери! - прошептала Аниска. - А что, если бы они большие были? Ну, если бы с корову? Вот-то страшны были бы! Ух, и страшны!..
- Страшней медведя были бы, - согласился отец.
К полудню, когда густой зной начал проливаться на лесные полянки, отец и Аниска дошли до ручья. Они уселись на бережку. Отец достал из кармана большой ломоть хлеба с солью, завёрнутый в газету, посмотрел вокруг:
- Кто хлеба хочет? Ну-ка?
- Ты кому - птицам? - засмеялась Аниска.
- Всем, кто попросит, - улыбнулся отец.
Он отломил половину ломтя Аниске. А от своей половины отщипнул мякиш и покрошил на сырую песчаную отмель.
- Может, какие пичужки съедят...
Аниска съела хлеб, запила водой из ручья.
Хорошо! Хорошо жить!.. Речка журчит. Таволгой пахнет. Отец сидит на бугорке, покуривает...
Аниска запела. Голос у неё был низкий и неверный. Если бы девчонки услышали, сейчас же начали бы смеяться. А если отец слышит - ничего. Он смеяться не будет.
В голубой вышине, играя солнечными огоньками, чуть-чуть трепетали тревожные листья осины. Аниска посмотрела на них и вдруг замолкла. Как жалко, что Светланы сейчас нет здесь. Сидели бы у ручейка, лежали бы на траве...
- Папаня, а где эти ронжи водятся? - сдвинув брови, спросила она. Ведь ты правду сказал, что у нас эти птицы живут? С красными крыльями, а?
- Правду, - ответил отец, - а для чего же человеку неправду говорить?
- А как её найти? Вот я хожу, хожу, всё хочу эту ронжу увидеть...
- Красивая птица, - сказал отец. - Она, где сыро да глухо, от людей подальше своё гнездо вьёт.
- А поймать её можно?
- Нет. Поймать нельзя. Не поддастся. Да и на что её ловить? Пусть в лесу живёт. В неволе она жить не может. Умирает. Тоскует шибко.
- Мне нужно поймать ронжу.
Отец поглядел на Аниску:
- Это на что же тебе?