Рывок мой с места был достоин олимпийских показателей, таз задела, носочки ребячьи в разные стороны, и я, бегом, навстречу телефонному счастью. Искры из глаз посыпались одновременно с невыносимой болью. Кровь хлынула из носа, я и не знала, что в одном человеке ее может быть так много. Нос мгновенно распух, слезы не сразу дали мне увидеть рядом испуганное лицо Алика Бремера. Это он, скрипач несчастный, все мне испортил. Оказывается, он хотел первым мне сообщить, что меня к телефону зовут, из Москвы звонят. Ему тетя Мэри сказала — беги, скажи, а то у меня ноги болят быстро идти, а из Москвы звонить дорого. Вдруг эту начальницу вашу там, на другом конце, правда, не дождутся. И Алик рванул, гонец доброй вести. Рвануть-то рванул, но траекторию не рассчитал, и неслись мы с ним навстречу друг другу по одной прямой, и столкнулись в этом безумном беге. Голова Алика была как раз на уровне моего носа, и сокрушительный удар сломал мне переносицу.
Пока кровь останавливали, пока я вообще идти смогла, конечно, телефонное счастье отменилось. Да что там телефон, я стала похожа лицом на молодого монгола, у которого большущий мясистый широкий нос и узкие щелки-глаза — чтоб песок пустыни в них не попадал.
Алик плакал, держал меня за руку. Когда боль стала утихать, я ему серьезно так говорю: «Ну смотри, что ты натворил. Кто же теперь на мне с таким носом сломанным женится?» А он: «Я женюсь, Лариса Алексеевна, честное слово, женюсь».
Лет сорок прошло, значит ему сейчас сколько — лет 45? Наверно.
Я иду по Чистым прудам в театр, лето, тепло, не тороплюсь. Села на лавочку — время есть, глаза на солнышке прикрыла. Какая-то пожилая пара присела рядом, ждут, когда глаза открою. Наверно, хотят автограф попросить. Встречаюсь с ними глазами, что-то неуловимо знакомое в лице женщины, а она мне:
— Здравствуйте, Ларисочка. Вы нас узнаете? Как нет, посмотрите получше. Наша фамилия Бремер. Между прочим, наш сын Алик когда-то сломал ваш нос.
— А, да-да, конечно, помню. Где он сейчас, он, между прочим, жениться на мне обещал.
Приветливые лица парочки вдруг приняли воинственное выражение. Первой с лавочки встала жена, за ней муж. И мама-Бремер, обдав меня презрительным взглядом, гордо произнесла:
— Что значит где? В Америке Алик. Он, между прочим, женат, и у него прекрасная семья. Так что, надежды ваши абсолютно напрасны.
И, не попрощавшись, парочка развернулась и удалилась.
До начала спектакля оставалось минут десять, я вошла в фойе и посмотрела в зеркало. Нос симметричный, как будто никто его и не ломал. И с этим носом меня даже по телику часто показывают.
А вот мужским обещаниям я с тех пор не очень-то верю.
Как быстро некоторые слова устаревают.
Вот только недавно слово «командировка» было всем понятным. Я помню, когда работала машинисткой в редакции одного журнала, ко мне в машбюро заходили всякие поэты, писатели, журналисты, и я, замирая от счастья видеть великих так близко, старательно печатала им на машинке нехитрую бумажку, которая называлась «Командировочное удостоверение» — они ездили по городам и весям изучать жизнь и черпать вдохновение по заданию редакции.
А сейчас, мне кажется, смысл слова командировка уже не все и поймут. А ведь раньше половина анекдотов начиналась словами «муж уехал в командировку» и дальше шла какая-нибудь история о похождениях его жены и внезапном возвращении командировочного мужа.