Собрание сочинений в четырех томах. 4 том.

Правда, и до этого Виктор покоя не знал. Не знал с той самой минуты, как увидел, сколь плохи дела в тресте. Но то было беспокойство капитана, отправляющегося в дальнее плавание; сейчас же Посвитный искушал его надеждами и сомнениями игрока над картой: рискнуть или не рисковать?

Еще вчера смирился Виктор Абросимов перед мыслью, что до заветной цели надо идти долгим, каменистым, трудным путем. Правда, он при этом ворчал, порой даже беспокоился: «Ох, долго, долго, противно!» Но был готов, зубы стиснув, пройти весь путь до конца.

И вдруг Посвитный указал ему дорожку куда более короткую: тропинку. Напрямик. Или, как говорят на Украине, «навпростец».

«Маневр» — одно только это магическое слово и произнес Посвитный, — и перевернул им всю душу Виктора.

Конечно, то, что предлагал Посвитный, любому горняку сперва показалось бы чудовищным. Предлагалось «отодвинуть» на второй план подготовительные работы и все силы бросить только на добычу. Никаких добрых плодов от этой затея и нельзя было ожидать, как нельзя ждать урожая осенью, не засеяв поля весной.

Подготовительные работы и предшествуют, и сопутствуют работам очистным, то есть добыче. Чтобы приступиться к углю, надо прежде всего убрать с пути породу; чтобы взять в свои руки пласт, надо сперва его вскрыть, разрезать; прежде чем дать сжатый воздух отбойным молоткам, надо дать свежий воздух людям, вентиляцию; чтобы добытый уголь доставить на-гора, — надо пробить углю дороги — штреки. А чтоб откаточные штреки были действительно дорогами, а не мышеловками, надо, чтоб они все время опережали движение лавы... И так далее, и так далее.

Есть строгий порядок горных работ, законы плавания по каменным подземным рекам, куда более строгие, чем даже правила судоходства по морям и океанам. Безнаказанно нарушать эти законы еще не удавалось никому.

«Но ведь в данном случае, — так размышлял Виктор, катя в своем голубом экспрессе по знакомым пыльным дорогам, — речь идет только о временном маневре. Только о маневре!» — заклинал он сам себя. Маневр и морякам известен. Никто и не предполагает отменить подготовительные работы, глупо даже подозревать Виктора в этом. Речь идет только о том, чтобы сейчас, в горькие дни прорыва, все основные силы бросить на добычу. На штурм угля! Разумно сманеврировать средствами и резервами.

А такие резервы есть, есть! Вот у Светличного скоро новый горизонт войдет в строй — выручит. Можно и поторопить Светличного: ввести горизонт досрочно.

Найдутся и другие резервы. Надо лишь поискать! Надо только ловко маневрировать. Выигрывать время! Время! Время!

Пусть сейчас одна группа шахт, поднатужившись и даже сократив временно подготовительные работы: — временно, только временно! — станет перевыполнять план и этим прикроет отстающие шахты и даст желанную Виктору среднюю по тресту — сто процентов. А тем временем подтянутся отстающие шахты, выйдут на линию огня и в свою очередь заслонят собою тех, кто отойдет зализывать раны. И опять будет желанная средняя — сто. Что ж тут плохого, преступного? Сочетание огня и маневра — этому Виктора еще на допризывной подготовке учили.

«Ведь не для себя, не себе же я угля хочу! — беспокойно метался он на кожаной подушке сиденья. — Мне углем не торговать. Уголь нужен родине».

А родина властно требует от Виктора Абросимова этого угля не завтра, не послезавтра, а сейчас, сейчас, сию минуту. Какое дело пароходным котлам, паровозным топкам, кочегаркам и доменным печам бесчисленных советских заводов до того, что на шахтах Абросимова нет порядка, искривлены лавы и отстали штреки? Топкам нужен уголь, а Абросимов должен его дать. Любой ценой. И — сегодня!

«И я дам его, будь я трижды проклят, — дам! — зло клялся он себе, — выверну себя наизнанку, а дам! И теперь никому от меня покоя не будет. Пусть и не ждут!».

— К Горовому! Живо! — закричал он шоферу вдруг.

Шофер удивленно посмотрел на него: они уже подъезжали к тресту.

Машина отразила колебания своего водителя: замедлила ход, неуверенно вильнула из стороны в сторону и, наконец, вовсе остановилась, словно спрашивая: ну, а дальше что?

— Ты что же, не слышал? — нетерпеливо рявкнул на шофера Виктор. — К Горовому! Давай! — и чуть ли не сам схватился за баранку.

К Горовому! А потом к Голубеву, к Беловеже, к Шумилову! Он всех возьмет за глотку! Он из них душу вытряхнет! Он им усы-бороды сбреет!..

Машина сделала крутой разворот со свистом и опять покатилась прочь из города.

В конторе на «4-бис» Абросимову сказали, что заведующий под землей.

— Прикажете вызвать?

— Нет, я сам поеду в шахту!..

Он нашел Горового в откаточном штреке на старом участке. Старик просиял, увидев управляющего, — он Виктора полюбил.

— А, милости просим, милости просим! — радушно сказал он, словно приглашал Абросимова к столу.

Виктор поздоровался.

— Ну, как дела?

— Да вот, воюю с моими барбосами! — бодро ответил Горовой и метнул лампочкой в сторону молодого кучерявого десятника с выбившимся из-под «надзорки» лихим чубом. — Доложу я тебе. Виктор Федорович, не люди, а турки... — Ей-богу! Русского языка не понимают.