Собрание сочинений в 9 тт. Том 4

— Тшшш, — сказал Видаль. — Не так громко.

— И никто бы мне ни слова.

Руки лежали на горле жестко, неуклюже обузданные. Видаль ощущал, как позыв трясти, душить иссякает где-то у предплечий Юла, не доходя до пальцев, — как если бы связь между мозгом и рукой была оборвана.

— Никто бы ничего мне. Только Вэтч бы разозлился.

— У меня револьвер, — сказал Видаль.

— Так стреляйте же. Валяйте.

— Нет.

— Что — нет?

— Я сказал уже.

— И это — последнее слово? Последнее?

— Ты выслушай, — сказал Видаль, говоря терпеливо, немногосложными словами, точно ребенка успокаивая. — Я просто еду домой. Вот и все. Я четыре года не был дома. Я хочу домой, и больше ничего. Понимаешь? Хочу увидеть, что у меня там осталось — через четыре года.

— А какую вы там жизнь ведете? — Пальцы Юла лежали нетуго и твердо на горле Видаля, руки Юла замерли закостенело. — Охотитесь небось весь день, а захотите — и всю ночь, и лошадь верховая у вас есть, и негры вам прислуживают — чистят башмаки, коня седлают, а вы себе сидите на веранде, наедаетесь, чтобы после снова на охоту?

— Надеюсь, и дальше так будет. Но я четыре года не был дома. И теперь не знаю.

— Возьмите меня с собой.

— Я ведь не знаю, что там теперь. Возможно, там ничего не осталось — ни верховых лошадей, ни дичи. Янки дошли до тех мест, и мать умерла сразу же, и не знаю, что там теперь. Надо прежде приехать, увидеть.

— Я буду работать. Мы с ней будем оба работать. Вас поженят в Мейсфилде. Это недалеко.

— Поженят? С твоей сес… Понимаю. Но почем ты знаешь — возможно, я женат?

Руки Юла сомкнулись на горле, затрясли Видаля.

— Прекрати, — сказал Видаль.

— Скажите только, что женаты, и я вас убью, — проговорил Юл.

— Нет, — сказал Видаль. — Я не женат.

— И не хотите подняться к ней?

— Нет. Я ее только один раз и видел. И вряд ли даже узнаю, встретив вторично.

— Она другое говорит. Не верю вам. Вы лжете.

— Нет, — сказал Видаль.

— Это потому, что вы боитесь?

— Да. Боюсь.

— Вэтча?

— Не Вэтча. Просто боюсь. Везенье мое, пожалуй, кончилось. Я знаю, слишком долго оно длилось. И я боюсь — а вдруг обнаружится, что я забыл, как надо действовать в боязни. И я не могу идти на этот риск — а вдруг окажется, что я потерял ощущение реальности. Вот Джубал — дело другое. Он верит, что я по-прежнему принадлежу ему; знать не хочет, что меня уже освободили. И слушать даже меня не захочет. Ему-то незачем тревожиться об ощущении реальности.

— Мы бы работали. Пусть она не такая нарядная, как ваши миссисипские, что все время в туфлях ходят. Но мы бы выучились. Мы бы вас не посрамили перед ними.

— Нет, — сказал Видаль. — Не могу.

— Тогда уезжайте. Сейчас.

— А как? Ты же видишь, он не усидит, свалится с седла.

Юл не ответил, и мгновение спустя — хотя и не расслышав шагов — Видаль почти физически ощутил, что паренек напрягся, замер и, подобравшись, не дыша, смотрит теперь на лестницу.

— Кто это там? — спросил шепотом Видаль.

— Отец.

— Я спущусь к нему. А ты побудь здесь. Постереги мой револьвер.

X

Темный воздух был высок, холоден, студен. В непроницаемой огромной тьме лежала долина, а за ней непроницаемо и холодно чернела на черном небе противолежащая гряда холмов. Сжимая пальцами култышку правой, Видаль поеживался, подрагивал зябко.

— Уезжайте, — сказал отец.

— Война кончена, — сказал Видаль. — Победа Вэтча — не моя печаль.

— Берите лошадей и негра и уезжайте.

— Если вы относительно дочери, то я ее видел лишь раз и не увижу больше никогда.

— Уезжайте, — сказал отец. — Забирайте, что ваше, и езжайте.

— Не могу. — Они стояли в темноте лицом к лицу. — Я четырьмя годами заплатил за освобождение от бегства.

— Даем вам срок до рассвета.

— В Виргинии в течение четырех лет мне и такого срока не давали. А здесь всего лишь Теннесси. — Но тот повернулся уже уходить, растворился на черном фоне косогора. Видаль вошел в конюшню и поднялся на сеновал. Недвижно над храпящим негром сидел на корточках Юл.

— Оставьте его здесь, — сказал Юл. — Он всего-навсего негр. Оставьте его и уезжайте.

— Нет, — сказал Видаль.

Юл сидел оцепенело над храпящим негром. Он не глядел на Видаля, но вставали меж ними, немо и беззвучно, перелесок, резкий сухой выстрел, внезапный одичалый гром копыт вздыбившихся лошадей, вьющийся из дула дымок.

— Я вам покажу самый короткий спуск в долину. Через два часа вы будете уже внизу. К рассвету будете за десять миль отсюда.

— Не могу. Он тоже хочет домой. Я и его должен довезти. — Видаль замолк; левой рукой неловко расправил плащ на негре, подоткнул. Услышал, как тихо уходит Юл, но не поднял глаз. Немного погодя потряс за плечо негра: «Джубал!» Негр застонал; повернулся тяжело, опять уснул. Видаль сидел над ним в той же позе, как раньше Юл.

— А я думал, что распростился с этим навсегда, — проговорил Видаль. — С миром и покоем. Со способностью и привилегией боязни.

XI

Хибара угрюмо тускнела в густом холодном рассвете, когда лошади вышли из покосившихся ворот на месиво дороги. На гнедом кровном коне сидел негр, на буланом — Видаль. Негра била дрожь. Сгорбясь, подтянув колени, он высоко торчал в седле, и лицо его было едва различимо под клеенкой-капюшоном.