— Куда идут люди после того, как выселятся, — не моя забота, — сказал владелец, поворачиваясь спиной, И добавил: — Думаю, все же кто-нибудь ее приютил.
— Да, — сказал Хорес. — Христиане. Христиане.
И направился к двери. Владелец окликнул его. Хорес обернулся. Владелец доставал из ящичка на стене какую-то бумажку. Хорес вернулся. Бумажка уже лежала на столе. Владелец держа зубочистку во рту, опирался руками о стол.
— Она сказала, что его оплатите вы.
Хорес, отсчитав деньги дрожащими руками, оплатил счет. Войдя во двор тюрьмы, подошел к двери и постучал. Через некоторое время вышла с лампой, запахивая на груди мужское пальто, худощавая неряшливая женщина. Вгляделась в Хореса и прежде, чем он успел заговорить, сказала:
— Вы, наверно, ищете миссис Гудвин?
— Да. Как вы… Вы…
— Я уже видела вас раньше. Вы адвокат. Она тут. Спит сейчас.
— Спасибо, — сказал Хорес. — Спасибо. Я знал, что кто-нибудь… не верил, что…
— Я, пожалуй, всегда смогу найти постель для женщины с ребенком, сказала женщина. — Что скажет Эд, мне все равно. У вас срочное дело? Сейчас она спит.
— Нет-нет. Я просто хотел…
Женщина поглядела на него поверх лампы.
— Тогда не надо ее тревожить. Можете прийти утром и подыскать ей жилье. Спешить некуда.
Днем Хорес снова приехал к сестре на такси и рассказал, что произошло.
— Теперь я должен взять ее домой.
— В мой дом — нет, — сказала Нарцисса.
Хорес поглядел на нее. Потом стал медленно набивать трубку.
— Я вынужден поступить так, дорогая. Ты должна понять.
— В мой дом — нет, — повторила Нарцисса. — Я считала, это решено.
Хорес чиркнул спичкой, раскурил трубку и осторожно бросил спичку в камин.
— Ты понимаешь, что ее, в сущности, выбросили на улицу? Понимаешь…
— Ничего страшного. Ей не привыкать.
Хорес поглядел на сестру. Сунул трубку в рот и стал усиленно затягиваться, глядя, как дрожит рука, держащая черенок.
— Послушай. Завтра, возможно, ей предложат убираться из города. Только потому, что, оказывается, она не состоит в браке с тем мужчиной, чьего ребенка носит по этим безгрешным улицам. Но кто разболтал об этом? Вот что я хочу знать. Я знаю, что никто в Джефферсоне об этом не знал, кроме…
— Я слышала, что первым говорил это ты, — сказала мисс Дженни. Нарцисса, все же почему…
— В мой дом — нет, — сказала Нарцисса.
— Ну что ж, — сказал Хорес и глубоко затянулся. — Теперь, конечно, все ясно, — произнес он сухим негромким голосом.
Нарцисса поднялась.
— Ты останешься на ночь?
— Что? Нет-нет. Я… я обещал, что зайду за ней в тюрьму и… — Хорес затянулся еще раз. — Что ж, не думаю, что это важно. Надеюсь, что нет.
Сестра неотрывно глядела на него.
— Так остаешься?
— Можно даже сказать ей, что у меня случился прокол, — продолжал Хорес. — В конце концов, время — не такая уж плохая штука. Пользуйся им с толком, и ты можешь растягивать все что угодно, как резиновый жгут, пока он где-то не лопнет, и вот тебе вся трагедия и все отчаяние в маленьких точках между большим и указательным пальцами на каждой руке.
— Остаешься или нет? — спросила Нарцисса.
— Пожалуй, останусь.
Хорес пролежал в темноте около часа, потом дверь в комнату отворилась, он скорее ощутил это, чем увидел или услышал. Приподнялся на локте. Вошла сестра. Приближаясь к кровати, она постепенно обретала зримые очертания. Подошла и устремила на него взгляд.
— Долго это еще будет продолжаться?
— Только до утра, — ответил Хорес. — Я вернусь в город, и больше ты меня здесь не увидишь.
Сестра не двинулась. Голос ее прозвучал холодно, непреклонно.
— Ты знаешь, о чем я.
— Обещаю больше не приводить ее в твой дом. Можешь послать Айсома, пусть спрячется там под кроватью. — Нарцисса не ответила. — Мне жить там ты, надеюсь, позволишь?
— Где ты будешь жить, меня не волнует. Вопрос в том, где живу я. А я живу здесь, в этом городе. Я вынуждена здесь оставаться. Но ты мужчина. Тебе все равно. Ты можешь уехать.
— А, — произнес Хорес. Он лежал совершенно спокойно. Сестра неподвижно стояла над ним. Говорили они спокойно, словно о еде или обоях.
— Как ты не поймешь, тут мой дом, тут я должна провести остаток дней. Я тут родилась. Мне дела нет, куда ты ездишь и чем ты занят. Мне все равно, сколько у тебя женщин и кто они. Но я не могу допустить, чтобы мой брат путался с женщиной, о которой болтают люди. Я не жду, что ты посчитаешься со мной; я прошу тебя посчитаться с нашими отцом и матерью. Увези эту женщину в Мемфис. Говорят, что ты не позволяешь тому человеку внести залог и выйти из тюрьмы; увези ее в Мемфис. Заодно придумай, что соврать ему.
— Так вот что, значит, ты думаешь?
— Я ничего не думаю. Мне все равно. Так думают люди в городе. И поэтому неважно, правда это или нет. Меня беспокоит, что ты вынуждаешь меня ежедневно лгать о тебе. Уезжай, Хорес. Каждый, кроме тебя, понял бы, что это преднамеренное убийство.
— И, разумеется, бросить ее. Должно быть, в своей всемогущей благоухающей святости они говорят и это. А не говорят еще, что убийство совершил я?
— Не вижу разницы, кто его совершил. Вопрос в том, развяжешься ты со всем этим или нет. Ведь люди уже сочли, что по ночам ты спишь с ней в моем доме.