Собрание сочинений в 9 тт. Том 1

Он поехал дальше. По обе стороны дороги возвышались гряды холмов — одна была темная, как бронзовый бастион, другая розовела в последних лучах заката. Воздух щипал ноздри, бодрящими иголками покалывая легкие. Дорога, по краям которой росли редкие деревья, вилась по долине. Над западной стеной виднелась теперь лишь половина солнечного диска, и всадник, словно в холодную воду, по самые стремена погрузился в тень. Времени оставалось ровно столько, чтобы засветло добраться до места, и он подстегнул Перри. Впереди снова залаяли собаки, и он галопом поскакал в ту сторону, откуда доносился лай.

Вскоре перед ним открылась прогалина — заброшенное поле, старые борозды которого давно заросли бородачевником. Солнце наполнило ее тускнеющим золотом, и Баярд остановил Перри — на краю поля у самой дороги сидела лисица. Она сидела на задних лапах, как собака, и глядела на деревья за прогалиной, и Баярд снова пустил Перри вперед. Лисица повернула голову и украдкой окинула его быстрым, но совершенно спокойным взглядом, который заставил его в полном изумлении остановиться. Лай собак, бегущих по лесу, приближался, но лисица сидела па задних лапах, украдкой поглядывая на человека и не обращая никакого внимания на собак. Она не выказала ни малейших признаков тревоги, даже когда на прогалину с бешеным тявканьем выскочили щенки. Некоторое время они толклись на опушке, а лисица поочередно поглядывала то на них, то на человека.

Наконец самый большой щенок, по-видимому вожак, увидел добычу. Собаки тотчас замолчали, перебежали прогалину, сели в кружок, высунув языки, уставились на лисицу, а потом дружно повернулись к темнеющему лесу, из которого все громче и громче доносился дикий пронзительный визг. Вожак пролаял один раз, в лесу раздался совсем уже обезумевший вой, и два крохотных щенка, вынырнув из-за деревьев, словно кроты, зарылись в бородачевник и с трудом выбрались из него на поверхность. Лисица поднялась, еще раз украдкой окинула взглядом всадника и, окруженная пестрой дружелюбной толпою усталых щенков, вышла на дорогу и скрылась за деревьями.

— Ну и чертовщина! — сказал Баярд, глядя им вслед. — Поехали, Перри.

Наконец над деревьями показалась бледная, не тронутая ветром струйка дыма, и, выехав из леса, Баярд в сгустившихся сумерках увидел на неровной стене дома манящее красноватым сиянием окно. Собаки уже снова подняли гулкий заливистый лай; в нем ясно выделялся тенор щенков и голос человека, который пытался их утихомирить, а когда Баярд, въехав во двор, остановил Перри, лисица робко, но без излишней спешки, скрылась под крыльцом. В темноте к нему подошел худощавый человек с топором и охапкой дров в руках, и Баярд спросил:

— Что это за чертовщина, Бадди? Откуда такая лиса?

— Это Эллен, — отвечал Бадди. Он аккуратно положил на землю дрова и топор, подошел и пожал руку Баярду по-деревенски мягко, хотя в руке его чувствовалась твердость и сила. — Как живете?

— Отлично, — отозвался Баярд. — Я приехал за тем старым лисом, про которого мне Рейф рассказывал.

— Это дело. — Бадди был немногословен и нетороплив. — Мы вас давно ждем. Слезайте и давайте мне пони.

— Не надо. Ты неси дрова, а Перри я сам поставлю.

Однако Бадди ненавязчиво, но вежливо и твердо стоял на своем, и Баярд уступил.

— Генри! — крикнул Бадди. В доме открылась дверь, и на фоне ярких и веселых языков пламени вырисовалась приземистая фигура. — Баярд приехал. Идите, погрейтесь.

Он повел Перри в конюшню. Собаки окружили Баярда, он поднял с земли дрова и топор и пошел к дому в окружении призрачной пятнистой своры, а Генри, стоя в освещенном дверном проеме, дожидался, пока он поднимется на веранду и прислонит топор к стене.

— Как живете? — спросил Генри, и опять рукопожатие было вялым, а рука доброжелательной и твердой, хотя и мягче, чем крепкая молодая рука Бадди. Он взял у Баярда дрова, и оба вошли в дом. На бревенчатых, обмазанных глиной стенах комнаты висели старые календари и цветная литография с рекламой какого-то патентованного лекарства. Обтесанные вручную доски пола были истерты тяжелыми сапогами и отполированы лапами многих поколений собак, а в огромном очаге могли улечься рядом двое мужчин. Сейчас в нем горели четырехфутовые бревна, и бешеные языки пламени, поплясав у обмазанной глиной задней стенки, скрылись в черной утробе дымохода, а на фоне этого огня, подсвечивавшего ореол его растрепанных седых волос, вырисовывался силуэт Вирджиниуса Маккалема.

— Баярд Сарторис приехал, отец, — сказал Генри.