Собрание сочинений в 4 томах. Том 4. Рассказы и повести

Гитлер обернулся к Кейтелю:

— Что скажете вы?

— Мой фюрер, не оставляйте этого города на Волге. Что подумает о нас мир? Что будет с нацией, когда она узнает, что, отступив от Волги, мы теряем большую часть территории, захваченной нами во время летнего наступления ценой огромных потерь? Но если мы не отведем окруженную армию, ее положение станет крайне тяжелым.

Так Кейтель выкрутился из щекотливого положения: ни да ни нет, посмотрим…

— Обратите внимание, — Гитлер с победоносным видом повернулся к Цейтцлеру, — я не одинок в своем мнении. Его разделяет офицер, который по должности выше вас. Мое решение остается неизменным.

Цейтцлер, выкрикнув: «Хайль Гитлер», пошел к себе, взял перышко и принялся строчить для поколений легенду, как он, рискуя головой, ратовал за спасение трехсот тридцати тысяч человек, принадлежащих к германской расе.

12. Конец истории с новогодним гусем

— Вот вам! — Шмидт за ухо втащил Хайна в комнату командующего. — Вот этот негодяй, господин генерал-полковник! Он обманул вас, меня и раненых, о которых вы проявили такую заботу!

Генерал-полковник спросонья не сразу понял, где он и в чем дело. Тускло горела электрическая лампочка. Пламя свечи, вставленной в бутылку, колебалось, и на стене возникали странные тени.

— Что случилось? — Генерал-полковник зевнул. Перед ним стоял пылающий негодованием Шмидт и вырывающийся из его рук Хайн.

— Он жрал гуся, я накрыл его с поличным. Жрал гуся в одиночку, спрятавшись в уборной!

Генерал-полковник рассмеялся. Он смеялся долго, всхлипывая и судорожно заглатывая воздух.

Шмидт оторопело смотрел на него. Воспользовавшись моментом растерянности, Хайн вывернулся и освободил ухо из цепких пальцев начальника штаба.

— Ты?.. В уборной?.. Новогоднего гуся? — все еще смеясь, выговаривал генерал-полковник.

— Я не понимаю и не разделяю вашего веселья, господин генерал-полковник, — обиженно заговорил Шмидт, вытирая руки платком: он был очень брезглив и чванился своей чистоплотностью.

— Напротив, Шмидт, напротив, вы должны радоваться. Хайн, старина, ты выручил меня и отвратил большую неприятность. Господин генерал-лейтенант упрекал меня в идеализме и утверждал, что, отдавая гуся двенадцати раненым, я возбуждаю против себя ненависть остальных. Молодчина, Хайн. Итак, я благодарю тебя за этот самоотверженный поступок.

Генерал-полковник вытер слезы, выступившие на глазах от смеха, привлек сияющего Хайна, обнял его и, хлопая по спине, приговаривал:

— Молодчина, ну молодчина!

Надо ли говорить, как в те минуты Шмидт ненавидел командующего и его ординарца…

— Кстати, Хайн, ты съел всего гуся или пожалел себя? Если да, поделись с господином генералом. Он так хотел откушать гусятины в канун Нового года.

— Оставьте! — Шмидт поморщился. — За кого вы меня принимаете? Чтобы я прикоснулся к гусю, который валялся в уборной?! Фу!

— Там все смерзлось, — заметил Хайн. — Ей-богу, никаких запахов. И если желаете…

— Замолчи! — вне себя от ярости выкрикнул Шмидт. — Иди и жри остатки!

— Не надо кричать на человека, который выручил меня, Шмидт. Надеюсь, Хайн, гусь, проглоченный тобой, не повредит твоему пищеварению?

— Никак нет, господин генерал-полковник! — весело ответил Хайн. — Я бы мог съесть еще одного, но пока мне до него не дотянуться.

— Ладно, иди и пируй, мошенник! — Генерал-полковник ласково шлепнул Хайна ниже спины. — Иди и прихвати с собой остатки коньяка. Гусь был отчаянно жесткий.

Хайн ушел ликуя.

Шмидт мрачно молчал.

— Как вы узнали об этом, Шмидт?

— Я послал ординарца в госпиталь. Он доложил, — никакого гуся туда не приносили. Зная, что Хайн уединяется изредка в своем тайном уголке, я застал его, когда он пожирал гуся.

— Вы блестяще провели эту сложную операцию, Шмидт. Итак, я благодарю и вас.

— Не за что, — натянуто рассмеялся Шмидт.

Генерал-полковник посмотрел на часы:

— Боже, я спал пять часов подряд! Уже двенадцатый! Где Адам? Он обещал достать шампанское. Мы разопьем его в честь Нового года.

— Я здесь, эччеленца! — Адам вышел из клетушки и остановился в дверях.

— Вы спали, Адам? — улыбнувшись, спросил генерал-полковник, заметив на полном и румяном лице адъютанта полосы, оставленные смятой подушкой.

— Так точно, эччеленца! Днем я посетил генерал-полковника Зейдлица, вернулся, когда вы спали, и не решился беспокоить вас.

— Что-нибудь новое?

— На фронте пятьдесят первого корпуса, эччеленца, без перемен. Генерал Зейдлиц сказал, что он придет поздравить вас с Новым годом, и прислал две бутылки «Клико».

— Отлично, Адам!

— Вы прочитаете оперативную сводку?

— Потом.

— Слушаюсь.

— Шмидт, вы передали в ставку то, что я приказал вам?

— Разумеется.

Адам рассмеялся:

— Представляю, как взбесятся фюрер и старик Кейтель, прочитав вашу радиограмму, эччеленца!

— Вы познакомились с ней?

— Мне показал ее радист Эберт, когда я заходил к генералу Роске за сводкой.