Корнет. Я всем другим цветам предпочитаю только черные розы.
Барышня. Ах, ах… я никогда не видала черных роз.
Парень с балалайкой (
Голоса. Все будем на ниве мертвых…
— И царство слепое и царь кривой…
— О Россия, Россия… Одни караблекрушения.
Голоса. Первой забастовала Казанская, за ней Николаевская дорога.
— И когда Трепов приказал «патронов не жалеть»?[97]
— Тут же…
— Нет, это уже в середине октября…
— Вот ему и показывают, как не жалеть…
— Пожалеет.
Калязин. А где товарищ Костромин?
Бородин. Должно быть, дружинников успокаивает.
Калязин. А что их успокаивать! Народ отборный, полированный. Смотри-ка, Бородин, за этим телеграфистом неотступно следит младая дева.
Бородин. Ну и глаз у тебя! Я тоже видел, но внимания не обратил.
Калязин. Князь Скудин-Волынский со своей наложницей. В Париж собрались потешиться и в башкирской степи застряли. Миллионер.
Один из спутников. Егор, ударь «Барыню».
Парень с балалайкой
Бородин. Озорует Русь-матушка. Кровь по жилам заходила.
Калязин. А князь и виду не подал… самостоятельный.
Бородин. Всех ты понимаешь, а машиниста раскусить не можешь.
Калязин. Его сам царь Соломон[98] не раскусил бы.
Адвокат. Это хищно с вашей стороны. Вы хотите погреть руки на забастовках.
Купец. Истинно. Хочу. А почему мне этого не хотеть? Раз фабриканты не выполнили контрактов по поставкам, пусть платят. Я из них душу выну.
Адвокат. И много думаете загрести?
Купец. Загребу, не выпущу. Наше дело какое? Хищное дело.
Морской офицер. Страшная драма нашего флота состояла в том, что наши потонувшие корабли имели броню толщиной в семь с половиной дюймов. Их пробивал любой японский снаряд.
Голоса. И до сих пор ту же броню делают.
— Какой ужас, когда великой страной управляют хищники и кретины.
Корнет. Эти цветы — наша фамильная гордость. Мой папа ежегодно возит черные розы в Лондон в подарок королевскому двору.
Барышня. Как вы должны быть богаты, господин корнет.
Корнет. Богат… не знаю. Я все на свете презираю, кроме красоты.
Тася. Что мечешься, Прокофий?
Акафистов. Этот поезд… будь он проклят… Он прямо-таки поперек моей жизни стал.
Тася. А ты отправь его. Отправишь?
Акафистов. Отправлю.
Тася. Что-то очень легко соглашаешься.
Акафистов. С каких пор, барышня, вы такой недоверчивой сделались?
Тася. Но ведь поезд отправить — дело очень не простое?
Акафистов. Очень не простое.
Тася. А соглашаешься легко.
Акафистов. Боюсь я этого поезда, говорю вам. Горя с ним не оберешься. Скажите Костромину, чтоб пришел ко мне.
Тася. Да, я скажу. Он придет.
Черемухин
Акафистов