Собрание сочинений в 3-х томах. Т. I.

— Куда там... Уже полный набор, — отмахнулся Ширяев и лукаво покосился на Степу, заранее уверенный, что тот откажется от его предложения. — Вот если воду к тракторам подвозить... Пока что этим делом Ленька Ветлугин заправляет. Да баловной он чересчур... Вчера колесо с водовозки потерял.

— Можно и воду... — с серьезным видом согласился Степа.

— Ну и ну... — оторопел бригадир.

На другой день Степа принял от Леньки Ветлугина подводу с бочкой. Ленька при этом только презрительно ухмыльнулся и произнес единственную фразу:

— Эх ты, агроуполномоченный — упал намоченный!

В новой роли Степу встретили по-разному: одни — с удивлением, другие — с насмешкой.

Новая работа совсем не огорчила Степу. Он мог теперь разъезжать по всем полям, знакомиться с трактористами, наблюдать за их работой.

Ему казалось, что если уж трактористам доверили самое дорогое и важное — пахать землю и сеять хлеб, так они должны жить и работать как-то по-особенному, отдавать делу весь свой пыл и рвение, почти не сходить с машин и стремиться только к одному — заслужить любовь и уважение людей. Но то, что он видел в поле, сильно его огорчало. Машины работали еще плохо: землю пахали мелко, часто ломались, подолгу простаивали в борозде, и колхозники, проезжая мимо, покрикивали:

— Эй вы, мастера-механики, опять загораете?! Или у вас перекур с дремотой?

Девчата уже распевали по вечерам язвительные частушки о незадачливых трактористах, а в деревне стали поговаривать, что на трактор надейся, а про коней не забывай.

«Что ж это такое? — с тревогой раздумывал Степа о трактористах. — Может, без привычки у них дело не ладится... Новую технику не могут освоить? Или еще почему?»

И ему было даже неловко вспоминать последнее собрание колхозников, на котором директор МТС заявил, что ручному и конному труду пришел конец и крестьяне могут положиться на механизаторов, как на каменную стену, — они и спашут, и посеют, и урожай соберут.

Все чаще в поле появлялся Василий Силыч. Он злым метровым шагом ходил по вспаханным участкам, замерял глубину вспашки, отмечал колышками те места, где плуги оставляли огрехи, и вступал с трактористами в яростную перебранку.

Потом, встретив Степу, он разражался жалобами, что поганцы мальчишки сорвут им посевную.

— Вот ведь какой поворот, — сокрушенно говорил председатель. — Думалось, что с этими тракторами заживем, как у Христа за пазухой, а выходит, и за ними глаз да глаз нужен. А ведь это и твоя вина, Степаха!

Степа недоуменно посмотрел на него.

— Да, да, — пояснял Василий Силыч. — Кто баранку-то крутит? Молодежь, комсомол, твои подопечные. А за порядком молодежь не следит, за делом недоглядывает...

Степа растерянно признавался, что большинство трактористов в бригаде пришлые, чужие, комсомольцев среди них мало, да и те в кольцовской ячейке на учете не состоят.

— Ишь ты! — ухмылялся Василий Силыч. — Не приписаны, значит? А я думал, совесть да радение их приписывать не требуется.

Были недовольны трактористами и колхозные бригадиры.

Когда Степа показывал Ширяеву или Тимофею Осьмухину плохо вспаханный и небрежно засеянный участок поля, те обычно посылали за Антоном и, не стесняясь посторонних, принимались на все лады костить трактористов:

— Вот же бригаду прислали на нашу шею. Собрались с бору сосенки... Не пахари вы, а землегады. Мы еще весной говорили — лучше бы на лошадях землю-то пахать.

Антон краснел, злился и, в свою очередь, кричал на бригадиров, что они отсталые, старорежимные люди, не любят машин и придираются к трактористам.

— «Старорежимные», — с обидой кряхтел Тимофей Осьмухин. — Еще монархисты скажешь! — И он жаловался Степе: — Вот ведь сынок какой... На отца взъедается.

Однажды утром, проезжая на водовозке позади усадьб, Степа услышал близкое тарахтение трактора. Оно доносилось с приусадебного участка Осьмухиных.

Остановив подводу, Степа перескочил через изгородь, заглянул на усадьбу и обомлел.

Тракторист Банкин, кряжистый, краснолицый парень, прославившийся в Кольцовке как пьяница и скандалист, сидел за рулем колесного трактора и вспахивал приусадебный участок.

Рядом, по густо унавоженной земле, вприпрыжку бежала Матрена и требовала, чтобы Банкин не жалел горючего и пахал глубже.

Степа, раскинув руки, шагнул навстречу трактору.

— Стой! Глуши мотор! — закричал он. — Стой, говорю!

Банкин в недоумении пожал плечами, сбавил скорость и нехотя остановил машину.

— Почему усадьбу пашешь? — спросил Степа.

— А ты зачем под колеса прешь? — неприязненно ответил Банкин. — Жить надоело? Раздавлю, как червяка, и не пикнешь.

— Весна — вот и пашет, — вступила в разговор Матрена. — Герасим — он нам не чужой... Почти сродственник. Харчуется у нас в доме. Чего ж ему не подмогнуть?

— Я спрашиваю, кто тебе разрешил пригнать на огород машину? — наступал на тракториста Степа. — Сейчас же посевная в колхозе.

— А трактор колхозу неподвластен, — лениво отозвался Банкин. — У нас своего начальства невпроворот. Тебе-то какая докука? Иль тоже к начальству лепишься?