Собрание сочинений в 2-х томах. Том 2

Фемистокл весьма еще был молод, когда греки при Марафоне персиян победили. Вседневно при нем хвалили Милфиада, которому сию победу приписывали, фемистокл казался при том молчалив и задумчив; он от всех юношеских забав удалялся. Друзья его спрашивали о причине, и сия прекрасная душа отвечала, что трофеи Милфиадовы не дают ей покоя. Историк Фукидид в первой своей юности плакал, слыша Иродота на олимпийских играх, читающего свою историю пред народом со всеобщею от Греции хвалою. Зенон увещевал тех, кои важный и задумчивый вид Перикла почитали несносною надменностию, быть так же горделивыми, как и он, дабы тем в душах их та же ко благу любовь возгорелась и они бы неприметно к ней приобыкли. Демосфен во младенчестве столь был тронут славою, которую Каллистрат приобрел оспориванием тяжебного дела, и столь сильно пленился победоносною силою красноречия, что тотчас, последуя тем Зеноновым правилам, пошел он во уединение, оставил все прочие упражнения и совсем единому красноречию посвятился. Гомер между греками родил множество ироев; известно, сколь охотно читал Александр творения сего великого стихотворца. Честолюбные, а не добродетельные слезы проливал Цесарь, когда в Кадикском храме Геркулеса увидел он Александрову статую, ибо Александр и его лета был толь уже велик, а он толь еще мал. Можно понять, для чего сей будущий низринутель римския свободы тогда еще сказал в некоем бедном городке: «Я лучше хочу быть здесь первым, нежели в Риме вторым».

Таковые многократно повторяемые юношеству впечатления укрепляют душу, умножают ее пособия, делают, что не видит она ничего такого, до чего бы и достигнуть не могла, и впечатлевают в нее то благородное славолюбие, которое всегда великие производит деяния, если добродетелию сопровождается; напротив же того, крайняя ко всему оному бесчувственность есть непреложный знак, что молодой человек ни к чему великому не годен. Спартане возбуждали еще в детях своих подвиг сего благородного честолюбия; выговор долженствовал производить огорчение, а похвала восхищение; кто оставался бесчувствен к тому и другому, презираем был в Спарте, как низкая, малая и к добродетели неудобная душа. Следуя сим правилам, недавно дюк де Шуазель приказал одному ученому мужу, который мыслит как гражданин и провидит как политик, собрать все речи и дела разных французских офицеров и солдатов для употребления в военном парижском училище, и без сомнения книга сия для юных французских воинов будет наилучшая.

Все сии вместе взятые рассуждения влекут меня к заключению о важности благородного во всей нации к самой себе почтения и о желательнейшем ее преимуществе, столь близко с похвальным национальным любочестием соединенной любви к отечеству.

Когда из всей истории избранный пример единого человека воспламеняет уже нас к благородным предприятиям, то какому же действию быть надобно из собранных целой нации примеров. Великие дела в поле и в республике сию любовь вселяют в сердце, пронзая нас внутренним почтением к тем мужам, кои удовольствие умереть за отечество познали, кои не отрицались служить ему для того, что иногда в своих ожиданиях ошибались, кои по ревности своей о чести, добродетели и правах отечества во всю жизнь свою поставляли себя выше ядовитого жала зависти и злобы ненавиствующих сограждан; к таковым мужам надлежит возбуждать благоговение в целом народе, буде хотят поселить в него к самому себе почтение, сей единый способ преображать целые нации.

Чрез горделивость, заслугами таковых мужей произведенную в народе, приобретает он право на бессмертие, когда великие примеры чрез предание не повреждении к потомству преносятся, с благоговением почитаются и подражаются. От сего у греков и римлян имели целые нации толь великий образ мыслей. Любовь к отечеству вплетена была в их религию, узаконение и нравы, слово отечество стало душою общества, воскликновением кровожаждущия войны их, музыкою их приватной жизни, подвигом всех деяний; оно воспламеняло стихотворцев, риторов и судей; оно раздавалось на театре и в собраниях народных; оно публичными монументами проницало в души потомства. В новейшие времена целые нации почти никакого образа мыслей не имеют. Любовь к отечеству перешла не в одну уже монархию, и не в одной уже республике кажется она предрассудками попранна.