Собрание сочинений в 14 томах. Том 5

– А стоит ли? – продолжал я. – Что это за жизнь, если вам приходится работать в поте лица? Что за радость так потеть? Вот посмотрите на меня. Я не сею, не жну…

– Кто вы такой? Что вам надо? – внезапно прорычал он, огрызаясь, как пес, у которого хотят отнять кость.

– Весьма уместный вопрос, сэр, – признал я. – Прежде всего я человек; затем – угнетенный американский гражданин. Бог не покарал меня ни специальностью, ни профессией, ни видами на будущее. Подобно Исаву,[4] я лишен чечевичной похлебки. Мой дом – весь мир, а небо заменяет мне крышу над головой. У меня нет собственности, я санкюлот,[5] пролетарий, или, выражаясь простыми словами, доступными вашему пониманию, – бродяга.

– Что за черт!..

– Да, дорогой сэр, бродяга – то есть человек, идущий путями непроторенными, отдыхающий в самых неожиданных и разнообразных местах…

– Довольно! – заорал он. – Что вам нужно?

– Мне нужны деньги.

Он вздрогнул и нагнулся к открытому ящику, где, должно быть, хранил револьвер. Но затем опомнился и зарычал:

– Здесь не банк.

– А у меня нет чека, чтобы предъявить к оплате. Но, сэр, зато у меня есть одна идея, которую с вашего позволения и при вашей любезной помощи я могу превратить в деньги. Короче говоря, как вам улыбается статья о бродягах, написанная живым, настоящим бродягой? Жаждут ли подобной статьи ваши читатели? Домогаются ли они ее? Могут ли они обойтись без нее?

На. мгновение мне показалось, что его хватит апоплексический удар, но он быстро взял себя в руки и заявил, что ему даже нравится мое нахальство. Я поблагодарил и поспешил заверить его, что мне самому оно тоже нравится. Тогда он предложил мне сигару и сказал, что, пожалуй, со мной стоит иметь дело.

– Но учтите, – сказал он, сунув мне в руки пачку бумаги и карандаш, который вытащил из жилетного кармана, – учтите, я не потерплю в своей газете никакой возвышенной философии и разных там заумных рассуждений, к которым у вас, я вижу, есть склонность. Дайте местный колорит, прибавьте, пожалуй, сентиментальности, но без выкриков о политической экономии, социальных слоях и прочей чепухе. Статья должна быть деловой, острой, с перцем, с изюминкой, сжатой, интересной, – поняли?

Я понял и немедленно занял у него доллар.

– Не забудьте про местный колорит! – крикнул он мне вдогонку, когда я был уже за дверью.

И вот, Анак, именно местный колорит меня и погубил.

Анемичный цербер ухмыльнулся, увидев, что я направляюсь к лифту.

– Что, выгнали в шею?

– Нет, бледнолицый юноша, нет! – сказал я, с триумфом помахивая пачкой бумаги. – Не выгнали, а дали заказ. Месяца через три я буду здесь заведовать отделом хроники и тогда тебя выгоню в Три шеи.

Лифт остановился этажом ниже, чтобы захватить двух девиц, и тогда этот парень подошел к перилам и попросту, без лишних слов, послал меня к чертовой матери. Впрочем, мне понравился этот юноша. Он обладал мужеством и бесстрашием и знал не хуже меня, что смерть скоро схватит его костлявыми руками.

– Но как вы могли, Лейт, – воскликнул я, представляя себе этого чахоточного мальчика, – как вы могли так варварски обойтись с ним?

Лейт сухо засмеялся.

– Мой дорогой, сколько раз я должен объяснять вам, в чем ваша слабость? Над вами тяготеет ортодоксальная сентиментальность и шаблонные эмоции. И кроме того – ваш темперамент! Вы просто не способны судить здраво. Что такое этот бледнолицый цербер? Угасающая искра, жалкая пылинка, слабый, умирающий организм. Один щелчок, одно дуновение – и нет его. Ведь это только пешка в великой игре, которая называется жизнью. Он даже не загадка. Как нет никакой загадки в мертворожденном ребенке, так нет ее и в умирающем. Их все равно что не было на земле. И мой цербер так же мало значит. Да, кстати о загадках…

– А что же местный колорит? – напомнил я ему.