Собрание сочинений в 14 томах. Том 5

Мальчик-лифтер понимающе усмехнулся. Когда он поднимал девушку наверх, глаза ее блестели, на щеках пылал румянец. И таким едва сдерживаемым волнением веяло от всего ее молодого существа, что даже в тесной кабинке стало как-то теплее. А теперь, на обратном пути, в кабинке словно зима наступила. Блеск глаз и яркий румянец погасли. Она хмурилась, и, когда ему удавалось поймать ее взгляд, он видел, что серые глаза потемнели и смотрят холодно. О, он хорошо знал все эти признаки. Его не обманешь, он все видит насквозь. Ведь когда-нибудь он и сам непременно станет репортером, вот только подрастет немножко, а пока… пока он изучает поток жизни, который разливается из его кабинки по всем восемнадцати этажам огромного небоскреба. Он распахнул перед девушкой дверцу и сочувственным взглядом проследил, как она решительным шагом направляется к выходу.

Во всей ее повадке чувствовалась сила – та сила, что дается близостью к земле и не так уж часто встречается на асфальте городских тротуаров. Но это была своеобразная, утонченная сила, придававшая всему облику девушки что-то мужественное, в то же время ничуть не лишая ее обаяния женственности. В этом сказалось доброе наследие предков. Искатели и борцы, люди немало поработавшие и головой и руками, – эти тени далекого прошлого, – подарили ей неутомимое тело и вложили в него деятельную и смелую душу.

Но сейчас ее обидели, оскорбили.

– Я заранее знаю все, что вы скажете, – вежливо, но твердо прервал ее многословное вступление редактор, кладя конец свиданию, на которое возлагалось так много надежд. – И вы сказали мне предостаточно, – продолжал он (с поразительным бессердечием, как казалось ей теперь, когда она припомнила весь разговор). – В газете вы никогда не работали. У вас нет ни опыта, ни сноровки. Вы, что называется, не набили себе руку. Вы получили среднее образование, а может быть даже окончили колледж или университет. По английскому языку у вас всегда были прекрасные отметки. Друзья в один голос твердят, что пишете вы великолепно, талантливо и так далее и тому подобное. И вот вы забрали себе в голову, что можете работать в газете, и требуете, чтобы я вас принял в штат. Но, к великому моему сожалению, вакансий у нас нет. Вы не знаете, сколько…

– Но, если, как вы говорите, у вас нет вакансий, – прервала она, в свою очередь, – как же попали к вам те сотрудники, которые уже работают? И как мне тогда убедить вас, что я тоже могу работать не хуже прочих?

– Они сумели доказать, что нужны редакции, – последовал краткий ответ. – Докажите и вы.

– Но как же, если вы не даете мне случая?

– Случай уж вам надо найти самой.

– Но как же, как? – настаивала девушка, мысленно возмущаясь тупостью своего собеседника.

– Как? Это уже дело ваше, – сказал в заключение редактор и поднялся, показывая, что разговор окончен. – Должен заметить, дорогая мисс, что на этой неделе у меня перебывало по крайней мере девиц восемнадцать, жаждущих, как и вы, работать в газете, и у меня, право, нет времени всем растолковывать «как». Ей богу же, в мои обязанности не входит читать курс лекций по журналистике.

Она вскочила в шедший на окраину автобус и весь долгий путь думала о своем разговоре с редактором. «Но как же? Как?» – повторяла она, взбираясь на третий этаж, в меблированные комнаты, где жила вдвоем с сестрой. Хотя от предков, когда-то переселившихся из Шотландии, ее отделяло не одно поколение, в жилах ее все же текла их кровь, и она с чисто шотландским упорством старалась разрешить неразрешимый вопрос. Да и нельзя было медлить. Сестры Уаймен перебрались из захолустья в город, надеясь пробить себе дорогу. Земля Джона Уаймена была давно заложена и перезаложена. Неудачные коммерческие операции разорили фермера, и двум его дочерям, Эдне и Летти, пришлось самим заботиться о себе. Год преподавания в школе позволил им сколотить небольшую сумму денег – тот капитал, С которым они Двинулись на завоевание города, а вечерние занятия стенографией и машинописью вселяли веру в успех задуманного предприятия. Однако предприятие пока оборачивалось не слишком-то удачно. Казалось, весь город буквально наводнен неопытными стенографистками и машинистками, а сестрам, кроме своей неопытности, нечего было предложить. Втайне Эдна мечтала о журналистской карьере, но думала сначала поработать в конторе, чтобы оглядеться и решить, в какой именно области журналистики и в какой газете она применит свои таланты. Однако место в конторе все что-то не подвертывалось, скудный их капитал таял день ото дня, меж тем как плата за комнату не уменьшалась, а печка с прежней прожорливостью поглощала уголь. От сбережений почти уже ничего не оставалось.

– А что, если тебе пойти к Максу Ирвину, Эдна? – предложила Летти, внимательно выслушав рассказ сестры. – Он известный журналист. Уж Ирвин-то, конечно, знает, как пробиться в газету, и даст тебе совет.

– Но я ведь с ним совсем незнакома, – возразила Эдна.

– А с редактором, к которому ты сегодня ходила, ты разве была знакома?

– Н-да-а, – задумчиво протянула Эдна, – но это совсем другое.