Собрание сочинений в 12 т. Т. 5

Настала ночь, несомненно последняя ночь Герберта. Добрый, мужественный, умный мальчик, развитой не по возрасту, умирал. Все любили его, как родного сына, и не могли его спасти! На острове Линкольна не было того единственного средства против злокачественной лихорадки, которое могло ее победить!

В ночь с восьмого на девятое декабря у больного усилился бред. Печень была страшно воспалена, сознание помутилось, Герберт уже никого не узнавал.

Доживет ли он до завтра? Но третий приступ все равно унесет его. Силы Герберта иссякли, и в промежутках между припадками бреда он лежал как мертвый.

Около трех часов утра Герберт вдруг испустил неистовый вопль и забился, казалось, в предсмертных судорогах. Наб, дежуривший у его постели, в ужасе бросился за помощью в соседнюю комнату, где сидели без сна его товарищи.

И в эту минуту Топ как-то странно залаял…

Все кинулись в спальню и успели подхватить умирающего - в бреду он хотел соскочить с постели на пол; взяв Герберта за руку, Гедеон Спилет почувствовал, что пульс его постепенно становится более ровным…

Было пять часов утра. В окна Гранитного дворца уже проникали лучи восходящего солнца. Наступал ясный, погожий день, последний день жизни несчастного мальчика.

Солнечный луч осветил столик, стоявший у кровати умирающего.

И вдруг Пенкроф, вскрикнув, указал на продолговатую коробочку, откуда-то взявшуюся на столике…

На крышке коробочки стояли два слова: Сернокислый хинин.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ Необъяснимая тайна. - Выздоровление Герберта. - Подготовка к экспедиции. - Первый день. - Ночь. - Второй день. - Каури. - Казуары. - Следы в лесу. - Прибытие на Змеиный мыс

Гедеон Спилет схватил коробочку и раскрыл ее. В ней оказалось около двухсот гран белого порошка. Журналист взял в рот несколько крупинок этого порошка. Страшная их горечь подтвердила, что надпись на крышке не обманула. Действительно, то был драгоценный алкалоид коры хинного дерева, превосходное средство против лихорадки.

Нужно было без долгих размышлений дать Герберту порошок хинина. Как тут очутилась коробочка - об этом можно поговорить потом.

- Кофе! - потребовал Гедеон Спилет.

Наб мгновенно принес чашку теплого кофе. Гедеон Спилет бросил в нее гран восемнадцать хинина, и Герберта удалось напоить этой микстурой.

Еще было не поздно - третий приступ злокачественной лихорадки еще не начался!

И да будет нам позволено добавить, - он уже не мог теперь разразиться.

Надо сказать также, что все воспрянули духом. Вновь проявилась таинственная благодетельная сила, да еще в такую минуту, когда все потеряли надежду на ее помощь!…

Через несколько часов Герберт уже спал более спокойным сном. Его друзья могли тогда поговорить о случившемся. Вмешательство незнакомца в их жизнь никогда еще не было таким очевидным. Но как он мог проникнуть в Гранитный дворец, да еще ночью? Это было непостижимо. Все действия таинственного «гения острова» были не менее загадочны, чем сам гений.

В течение дня Герберту через каждые три часа давали хинин.

Уже на следующие сутки ему стало лучше. Конечно, он еще не выздоровел, а перемежающаяся лихорадка зачастую дает опасные рецидивы, но ведь за больным был такой заботливый уход. И к тому же теперь имелось спасительное лекарство и, несомненно, где-то недалеко находился тот, кто его принес. Словом, у всех в сердце затеплилась надежда.

Надежда не оказалась обманчивой. Десять дней спустя, 20 декабря, Герберт начал уже выздоравливать. Он был еще слаб, ему приходилось соблюдать строгую диету, но приступы больше не повторялись. Славный мальчик покорно выполнял все врачебные предписания. Ему так хотелось выздороветь!

Пенкроф как будто тоже воскрес из мертвых, и радость свою он выражал так бурно, словно тронулся умом. Когда благополучно миновал срок третьего приступа, моряк от счастья чуть не задушил Гедеона Спилета в своих объятиях. С тех пор он называл журналиста не иначе, как доктор. Всем не терпелось найти того, кто был подлинным врачевателем.

- Погоди, все откроется! - твердил Пенкроф.

Прошел декабрь и кончился 1867 год, в котором на долю колонистов острова Линкольна выпали такие тяжелые испытания. Новый, 1868 год принес им чудесную погоду, безоблачное небо, солнце и тропическую жару, которую, к счастью, умерял прохладный морской ветер. Герберт возрождался к жизни. Кровать его поставили в Гранитном дворце у окна, и он полной грудью вдыхал целительный морской воздух, животворные дуновения соленого океанского ветра. У него появился аппетит, и, боже мой, как этому обрадовался Наб! Каких только он ни стряпал легких, питательных и вкусных кушаний для своего юного друга.

- Право, этак и самому захочется при смерти побывать! - шутил Пенкроф.