Доктор вышел наружу; его товарищи вслед за ним взобрались на вершину утеса; работа закипела, и вскоре на столбе уже был укреплен фонарь, взятый с «Порпойза».
Затем доктор приладил к фонарю провода, которые другим концом примыкали к батарее, стоявшей в зале ледяного дома, где ей не мог повредить мороз. Оттуда провода тянулись до самого маяка.
Все это было проделано очень быстро, и путешественники ждали только вечера, чтобы насладиться новым эффектом. Когда стемнело, сблизили два угольных стержня, установленных внутри фонаря на некотором расстоянии друг от друга, - и яркие лучи снопом вырвались из фонаря и залили окрестность. Этот свет не ослабевал и не гаснул на ветру. Чудное зрелище представляли электрические лучи, белизной не уступавшие снежным полям; все возвышенности, бугры и торосы стали отбрасывать резкие тени.
Джонсон в восторге захлопал в ладоши.
- Наш доктор ухитрился сделать солнце! - воскликнул он.
- Надо уметь делать все понемногу, - скромно ответил Клоубонни.
Однако мороз дал себя знать и положил конец их восторгам. Все пошли домой отогреваться под одеялами.
Жизнь в ледяном доме текла размеренно. С пятнадцатого до двадцатого апреля стояла переменчивая погода. Температура резко колебалась: за несколько часов она могла подскочить или опуститься на двадцать градусов; снегопады и метели сменялись сухими морозами, и всякий раз, выходя из дому, приходилось иметь в виду возможную перемену погоды.
Но в субботу ветер стих, и это позволило путешественникам предпринять экскурсию, решено было посвятить этот день охоте, чтобы пополнить запас продовольствия.
Альтамонт, доктор и Бэлл, вооруженные двуствольными ружьями, с достаточным количеством зарядов, небольшим топором и снеговым ножом, взятыми на случай, если бы понадобилось соорудить себе укрытие, двинулись в путь утром при пасмурной погоде.
За их отсутствие Гаттерас должен был осмотреть берега и произвести кое-какие съемки. Доктор не забыл привести в действие маяк, свет которого успешно боролся с лучами дневного светила. И в самом деле, один только электрический свет, равный силе света трех тысяч свечей или трехсот газовых рожков, может выдержать сравнение с солнечным светом.
Погода стояла сухая, холодная и безветренная. Охотники направились к мысу Вашингтона; по твердому насту идти было нетрудно. В полчаса они прошли три мили, отделявшие мыс от форта Провидения. Дэк весело прыгал вокруг спутников.
Береговая линия отклонялась к востоку; горы, окружающие залив Виктории, постепенно понижались к северу. На основании этого можно было предположить, что Новая Америка - остров. Но на этот раз в их задачу не входило определение его очертаний.
Охотники быстро шагали вдоль побережья, не встречая ни малейших следов человеческого жилья. Они ступали по девственной почве, которой еще не касалась нога человека.
За первые три часа охотники прошли миль пятнадцать, закусывая на ходу. Казалось, их охоте не суждено было увенчаться успехам. Действительно, им удалось обнаружить только следы зайцев, песцов и волков. Кое-где уже порхали пуночки, предвестницы весны.
Охотники отклонились в сторону, огибая глубокие ущелья и отвесные скалы, примыкавшие к горе Бэлла. Потеряв напрасно несколько часов, они снова вернулись на побережье. Лед еще не тронулся. Море было сковано на всем своем протяжении; но следы тюленей говорили о том, что эти животные уже начали вылезать на поверхность ледяных полей подышать воздухом. Судя по огромным следам на снегу и проделанным во льду отдушинам, несколько тюленей выходили на берег совсем недавно.
Животные эти очень любят солнце и охотно выходят на сушу понежиться в его живительных лучах.
Доктор обратил внимание товарищей на это обстоятельство.
- Заметим хорошенько это место, - сказал он, - возможно, что летом мы найдем здесь сотни тюленей. В малонаселенных местах к ним очень легко подойти, да и убивать их не составит труда. Только не надо их пугать, потому что тюлени исчезают тогда как по волшебству и больше не возвращаются. Иной раз неумелые промышленники, вместо того чтобы поодиночке охотиться на тюленей, нападают на них гурьбой, с шумом и гамом, и упускают свою добычу.
- А что, на тюленей охотятся только из-за шкур и жира? - спросил Бэлл.
- Европейцы - да, но эскимосы едят тюленей, хотя сырая тюленина, политая кровью и жиром, далеко не аппетитна. Впрочем, все дело в уменье, и я берусь приготовить чудесные тюленьи котлеты, которыми не побрезгует даже гурман, если не побоится их черноватого цвета.
- За чем же дело стало! - сказал Бэлл. - Попробуем. Даю вам слово, что съем столько тюленьих котлет, сколько вам будет угодно. Слышите, доктор?
- Дорогой Бэлл, вы, вероятно, хотите сказать, - сколько вы сможете съесть. Но сколько ни старайтесь, вам ни за что не сравняться в прожорливости с гренландцем, который съедает ежедневно от десяти до пятнадцати фунтов тюленины.
- Пятнадцать фунтов! - воскликнул Бэлл. - Вот так желудок!