Гаттерас с волнением смотрел на то место морской карты, где большим белым пятном были обозначены еще не исследованные области, и его взгляд непрестанно возвращался к полярному бассейну, который он надеялся встретить свободным ото льдов.
«Невозможно сомневаться после свидетельств Стюарта, Пенни и Бельчера, - говорил он себе. - Так и должно быть на самом деле! Эти отважные моряки собственными глазами видели свободное море. Можно ли сомневаться в их показаниях? Конечно, нет! Но что, если море было свободно только потому, что в тот год поздно наступила зима? Но нет, это было обнаружено несколько раз, в разные года. Такой бассейн существует, и я его найду! Я увижу его!»
Гаттерас поднялся на ют. Густой туман окутывал «Форвард». С палубы с трудом можно было разглядеть верхушки мачт. Гаттерас приказал лоцману спуститься с «вороньего гнезда» и занял его место; он старался воспользоваться малейшим просветом в тумане, чтобы осмотреть северо-западную часть горизонта.
По этому поводу Шандон сказал второму помощнику:
- Ну, а где же, Уолл, свободное море?
- Вы были правы, Шандон, - отвечал Уолл. - А между тем угля у нас осталось всего на шесть недель.
- Уж доктор придумает какое-нибудь хитрое средство топить печи без угля, - ответил Шандон. - Я слышал, что с помощью огня теперь получают искусственный лед; быть может, он умудрится изо льда добыть огонь.
И, пожав плечами, Шандон ушел к себе в каюту.
На следующий день, 20 августа, туман рассеялся всего на несколько минут. Долгое время Гаттерас, сидя в «вороньем гнезде», жадно всматривался вдаль; затем он молча спустился на палубу и приказал идти дальше. По его лицу было видно, что он потерял всякую надежду.
«Форвард» снялся с якоря и наудачу двинулся к северу. Из-за сильной качки марса-реи и брам-реи были спущены со всем такелажем. Стеньги были спущены, так как нельзя было рассчитывать на постоянно менявшийся ветер, который в извилистых проходах становился почти бесполезным. На море местами начинали уже появляться широкие белесые, словно маслянистые пятна, предвещавшие близкие морозы. Когда ветер стихал, море начинало быстро замерзать; но этот молодой лед легко ломался и расходился при новых порывах ветра. К вечеру температура понизилась до + 17° (- 7° Ц).
Входя в забитый льдами проход, бриг начинал действовать как таран, - на всех парах устремлялся на преграду и разбивал ее. Иной раз казалось, что «Форвард» окончательно попал в западню, но неожиданное передвижение ледяных масс открывало ему новый проход, в который бриг поспешно входил. Во время остановок пар, вырывавшийся из клапанов, сгущался в холодном воздухе и снежными хлопьями падал на палубу. Ход брига замедлялся и по другой причине: нередко в лопасти винта попадали твердые, как камень, куски льда, разбить которые машина не могла. Тогда приходилось давать задний ход; бриг пятился назад, а матросы ломами и ганшпугами освобождали винт от застрявших в лопастях осколков. Борьба с этими преградами изматывала матросов; приходилось то и дело останавливаться.
Так продолжалось тринадцать дней; «Форвард» с трудом продвигался вдоль пролива Пенни. Экипаж повиновался, хотя и не без ропота. Все поняли, что вернуться назад теперь уже нет возможности. Движение на север представляло меньше опасностей, чем отступление на юг. Необходимо было подумать о зимовке.
Матросы обсуждали между собой положение, в каком очутился бриг. Однажды они даже заговорили об этом с Ричардом Шандоном, который, как им было известно, держал их сторону. Нарушая свой долг и дисциплину, Шандон позволял матросам в своем присутствии обсуждать действия капитана.
- Так, по-вашему, мистер Шандон, - спросил Гриппер, - нам уже нельзя повернуть назад?
- Теперь уже поздно, - ответил Шандон.
- Так значит, - начал другой матрос, - нам приходится подумать о зимовке?
- В этом наше единственное спасение! Но мне ведь никто не верил…
- В другой раз мы вам будем верить, - ответил Пэн, который уже вышел из-под ареста.
- Но ведь я здесь не хозяин… - сказал Шандон.
- Как знать! - возразил Пэн. - Джон Гаттерас может идти, куда ему угодно, но кто нам велит тащиться за ним?
- Вспомните только его первое плавание в Баффинов залив и чем оно кончилось, - сказал Гриппер.
- А его плавание на «Фарвеле», - подхватил Клифтон. - Он погубил корабль в водах Шпицбергена!
- Оттуда вернулся один только Гаттерас, - заметил Гриппер.
- Со своим псом, - добавил Клифтон.
- Охота была рисковать своей шкурой в угоду этому человеку! - воскликнул Пэн.
- И потерять премию, которую мы честно заработали, - заметил Клифтон, как всегда, занятый корыстными расчетами. - Когда мы пройдем семьдесят восьмой градус, до которого уже недалеко, - добавил он, - то каждому из нас будет причитаться по триста семьдесят пять фунтов.
- А не потеряем мы их, если вернемся без капитана? - спросил Гриппер.
- Нет, если будет доказано, что вернуться было необходимо, - отвечал Клифтон.
- Но ведь… капитан…