- Нет, господин Николев, - к полному недоумению майора Вердера произнес следователь. - Улики против вас очень серьезны, но человек вашего положения, с вашим безупречным прошлым вправе рассчитывать на доверие. Я не подпишу приказа об аресте… во всяком случае не сегодня… Вы свободны… Все же прошу вас оставаться в распоряжении правосудия.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Неистовство толпы
Как думал майор Вердер, после допроса должен был последовать приказ об аресте Николева, да и многие так думали. В самом деле, ведь учитель отказался объяснить причину своей поездки. Не дал он и сколько-нибудь правдоподобных объяснений, зачем с такой поспешностью покинул трактир в четыре часа утра, и даже не захотел сказать, где провел три дня до возвращения в Ригу. Безусловно, этот странный отказ только усиливал тяготевшие над ним улики. Почему же в таком случае Дмитрия Николева не арестовали?… Почему его оставили на свободе и разрешили вернуться домой, вместо того чтобы отвести в тюрьму?… Правда, ему запрещено отлучаться из дома… Однако теперь, узнав, насколько он замешан в деле «Сломанного креста», не вздумает ли он бежать, воспользовавшись предоставленной ему свободой?
В России, как и в других странах, независимость суда не может ставиться под сомнение, - она проявляется во всей полноте. И все же, стоит какому-нибудь делу быть хоть в самой незначительной мере связанным с политикой, как тотчас вмешиваются власти. Так произошло и в случае с Дмитрием Николевым, обвиненным в чудовищном преступлении в те самые дни, когда славянская партия выставила его своим кандидатом на выборах. Поэтому-то генерал Горко, губернатор Прибалтийского края, и не счел уместным вынести решение об аресте учителя до тех пор, пока виновность его не будет доказана…
Когда во второй половине дня полковник Рагенов принес ему протокол допроса Николева, губернатор пожелал поговорить с ним об этом неприятном деле, о котором должен был дать отчет правительству.
- К услугам вашего высокопревосходительства! - ответил полковник.
Генерал Горко внимательно прочел протокол.
- Виновен или не виновен Дмитрий Николев, - сказал он, - германцы воспользуются его делом для разжигания страстей. Ведь он славянин, и мы выставили его кандидатуру на ближайших выборах против кандидата дворянских и буржуазных немецких слоев, всемогущих в наших областях и в особенности в Риге. И как раз в это время над Никелевым нависло столь тяжкое обвинение, и он так неловко защищается…
- Ваше высокопревосходительство правы, - ответил полковник, - это произошло при самых худших обстоятельствах, когда умы и так возбуждены…
- Вы считаете Николева виновным, полковник?
- Не могу ответить вашему высокопревосходительству так уверенно, как я бы того желал, - ведь речь идет о Дмитрие Николеве, который казался мне всегда достойным всяческого уважения.
- Но отчего он отказывается дать объяснение своей поездки… С какой целью он ее предпринял? Куда ездил? У него должны быть серьезные причины, чтобы умалчивать об этом!…
- Во всяком случае, Пусть ваше высокопревосходительство соизволит заметить, что только случай свел его с этим несчастным Похом, только случайно оказались они вместе в почтовой карете, выехав из Риги, только случай привел их в трактир «Сломанный крест»…
- Так-то оно так, полковник, признаю всю серьезность ваших доводов. Вот поэтому-то улики, тяготеющие над Николевым, потеряли бы силу, если бы он согласился дать объяснения по поводу своей неожиданной поездки, о которой не предупредил даже родных…
- Согласен, ваше высокопревосходительство, и все же это еще не доказывает его виновность… Нет! Хотя он и был в ту ночь в трактире Крофа, не могу, не хочу верить, что преступление совершил Николев!
Губернатор хорошо понимал, что полковник склонен защищать Дмитрия Николева, славянина, как и он сам. В свою очередь и сам губернатор с трудом допускал мысль о виновности Николева. Он поверит этому обвинению лишь в случае неопровержимых доказательств. И, как говорится, нужно будет десять раз доказать это, чтобы убедить его.
- Приходится все же признать, - заметил он, перелистывая дело, - что против Николева имеются серьезные улики. Он не отрицает, что ночь с тринадцатого на четырнадцатое провел в корчме… Не отрицает он и того, что занимал ту самую комнату, на подоконнике которой сохранились совсем свежие отпечатки, комнату, где нашли кочергу, послужившую для взлома ставень, что позволило убийце забраться к Поху…