Собрание сочинений в 12 т. Т. 11

Несмотря на то, что Дмитрию Николеву было не более сорока семи лет, он казался на десять лет старше. Роста он был выше среднего, крепкого телосложения, с седеющей бородой и довольно суровым лицом, со лбом, изборожденным морщинами, омраченным горькими раздумьями и тяжелыми заботами; во всяком случае, таково было впечатление, которое он производил. Однако с молодых лет у него сохранился покоряющий взгляд, глубокий и проникновенный голос - голос, который, по выражению Жан-Жака, находит отзвук в сердце.

Дмитрий Николев снял промокшее под дождем пальто, бросил шляпу на кресло, затем, подойдя к дочери, поцеловал ее в лоб и пожал руки друзьям.

- Ты запоздал, отец… - сказала Илька.

- Меня задержали, - ответил Дмитрий. - Урок затянулся…

- Давайте же пить чай… - предложила молодая девушка.

- Если только ты не слишком устал, Дмитрий, - заметил доктор Гамин. - Не стесняйся… Твой вид мне не нравится… Тебе необходимо отдохнуть…

- Да, - ответил Николев, - но ничего… Сон восстановит мои силы… Давайте пить чай, друзья… И так уж я вас задержал. А потом, если позволите, я пораньше лягу спать…

- Что с тобой, отец?… - спросила Илька, пристально глядя ему в глаза.

- Ничего, детка, уверяю тебя, - ничего. Если будешь так беспокоиться, то Гамин в конце концов откроет у меня какую-нибудь мнимую болезнь, лишь бы полечить меня ради своего удовольствия!

- Это такого рода болезни, от которых не излечиваются!… - ответил, качая головой, доктор.

- Вы не узнали ничего нового, господин Николев?… - спросил консул.

- Ничего… если не считать, что генерал-губернатор Горко, который ездил в Петербург, вернулся в Ригу.

- Вот это хорошо! - воскликнул доктор. - Вряд ли его возвращение доставит удовольствие Иохаузенам, на них там смотрят не очень-то благожелательно.

Дмитрий Николев еще сильнее нахмурился. Ведь это имя напоминало ему о неизбежном платеже, отдававшем его на милость немецкого банкира!

Самовар вскипел, и Илька наполнила чашки! Чай был хорошего качества, хотя и не стоил сто пятьдесят франков за фунт, как в богатых домах. В этой стране имеется чай всех сортов, - к счастью, так как это наиболее распространенный напиток, подлинный русский напиток, который потребляют далее бедняки.

К столу были поданы булочки с маслом, которые девушка пекла сама.

Трое друзей беседовали еще с полчаса; разговор шел о настроениях рижан. Впрочем, такие же настроения были распространены и в других больших городах Прибалтийских областей. Борьба между немецким и славянским населением захватила даже самых равнодушных людей. Можно было предвидеть, что по мере усиления политической активности завяжется жаркая борьба, в особенности в Риге, где народности эти сталкивались более непосредственно.

Явно чем-то озабоченный, Дмитрий почти не принимал участия в беседе, хотя речь часто шла и о нем. Мысли его, как говорится, витали где-то далеко… Где?… Никто, кроме него, не мог бы этого сказать. Но когда к нему обращались с вопросом, он давал лишь уклончивые ответы, не удовлетворявшие доктора.

- Послушай, Дмитрий, - повторял он, - у тебя такой вид, словно ты где-то далеко в Курляндии, а ведь мы в Риге!… Или, может быть, ты решил устраниться от борьбы?… Общественное мнение за тебя, власти за тебя… Неужели ты хочешь снова обеспечить успех Иохаузенам?…

Опять это имя, звучавшее как тяжелый удар молота для несчастного должника богатого банкирского дома!

- Они значительно могущественнее, чем ты полагаешь, Гамин, - отвечал Дмитрий.

- Но значительно менее могущественны, чем они утверждают, и скоро это станет ясно всем, - возразил доктор.

Часы пробили половину девятого. Пора было уходить. Доктор и господин Делапорт поднялись, чтобы попрощаться с хозяевами. На дворе разыгралась непогода. Дождь хлестал в окна. Ветер завывал на перекрестках улиц и, врываясь в трубу, гнал дым обратно в печку.

- Ну и бушует… - сказал консул.

- В такую погоду и врача не выгонишь на улицу!… - объявил доктор. - Ну что ж, пойдемте, Делапорт, предлагаю вам место в моей коляске. В двуногой коляске без колес!

По давнему обыкновению доктор поцеловал Ильку. Гости дружески пожали руку Дмитрию Николеву, который проводил их до порога, после чего оба скрылись во мраке бушующей непогоды.

Илька подошла к отцу, чтобы поцеловать его перед сном, и Дмитрий Николев обнял ее как будто нежнее, чем обычно.

- Кстати, отец, - сказала она, - я что-то не вижу твоей газеты… Почтальон не принес ее, что ли?…

- Принес, детка. Я встретил его вечером, когда возвращался, у самого дома…

- Письма не было? - спросила Илька…

- Нет, дочка, не было.

Ежедневно уже в течение четырех лет всегда так: писем не приходило, во всяком случае письма из Сибири, письма с подписью Владимира Янова, которое Илька могла бы оросить слезами.

- Спокойной ночи, отец… - сказала она.

- Спокойной ночи, детка.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ В почтовой карете