В Париже поспешат выполнить распоряжение, и господин Лекер, игравший наверняка, загребет огромную сумму. Когда о падении будут получены официальные известия, акции золотых приисков окончательно упадут в цене. Господин Лекёр тогда скупит их на очень выгодных условиях. Дело, в общем, отличное, чем бы оно ни кончилось, и господин Лекер наживет на нем немало миллионов.
Зефирен Ксирдаль, не имевший представления о подобных комбинациях, продолжал стоять, поглощенный лицезрением золотого шара, когда внезапно услышал громкий шум голосов. Обернувшись, он увидел толпу туристов, которая, с господином Шнаком во главе, прорвалась на его территорию. Вот это, черт возьми, было совершенно нетерпимо! Ксирдаль приобрел участок, чтобы быть самому у себя хозяином, и его до глубины души возмутила такая беззастенчивость.
Быстрым шагом направился он навстречу ворвавшимся.
Делегат Гренландии сам пошел ему навстречу.
- Как могло случиться, сударь, - обратился к нему Ксирдаль, - что вы вторглись ко мне? Разве вы не видели надписей?
- Прошу, сударь, прощения, - учтиво ответил господин Шнак. - Мы, конечно, видели объявления. Но мы подумали, что будет извинительно, при таких исключительных обстоятельствах, нарушить общепринятые правила.
- Исключительные обстоятельства? - с искренним удивлением переспросил Ксирдаль. - О каких исключительных обстоятельствах вы говорите?
Лицо господина Шнака выразило крайнее недоумение.
- Исключительные обстоятельства? - повторил он. - Неужели же мне придется довести до вашего сведения, что уостонский болид только что свалился на этот остров?
- Я знаю это, - заявил Ксирдаль. - Но в этом нет ничего особенного. Падение болида - вещь самая обычная.
- Не тогда, когда болид золотой!
- Золотой или какой-нибудь другой, - болид остается болидом.
- Все эти господа, - ответил господин Шнак, указывая на толпу туристов, из которых никто не понимал, о чем идет речь, - придерживаются иного мнения. Все эти люди съехались сюда только для того, чтобы присутствовать при падении уостонского болида. Согласитесь, что обидно было бы совершить такое путешествие и быть вынужденными остановиться перед какой-то проволочной оградой.
- Вы, пожалуй, правы, - заметил Ксирдаль, склонный к уступчивости.
Дело уже как будто налаживалось, как вдруг господин Шнак имел неосторожность добавить несколько слов.
- Что касается меня, - заявил он, - то я тем менее мог позволить себе остановиться перед вашей оградой. Эта ограда препятствовала выполнению миссии, официально возложенной на меня.
- И эта миссия заключается?…
- В том, чтобы от имени Гренландии, которую я представляю, вступить во владение болидом.
Ксирдаль встрепенулся.
- Вступить во владение болидом! - воскликнул он. - Да вы просто с ума сошли, сударь мой!
- Хотел бы я знать почему, - обиженным тоном заметил господин Шнак. - Болид упал на гренландской территории и принадлежит гренландскому государству, раз он никому другому не принадлежит.
- Что ни слово, то недоразумение! - запротестовал Ксирдаль, в котором нарастало раздражение. - Во-первых, болид упал не на гренландской территории, а на моей собственной, раз Гренландия продала мне этот участок за наличный расчет. Далее - болид принадлежит одному лицу, и это лицо - я!
- Вы?
- Совершенно верно. Я!
- По какому праву?
- По любому праву, сударь. Если б не я, болид продолжал бы носиться в пространстве, откуда, хоть вы и представитель Гренландии, вам было бы его не достать. Как же он не мой, раз он находится на моей земле? И это я, именно я, заставил его сюда упасть.
- Что вы сказали? - переспросил господин Шнак.
- Я сказал, что это я заставил его сюда упасть! Да кроме того, ведь я счел нужным поставить об этом в известность Международную конференцию, которая, как говорят, собралась в Вашингтоне. Полагаю, что моя телеграмма заставила конференцию прервать свою работу.
Господин Шнак с сомнением глядел на своего собеседника. С кем он имел дело? С шутником или с сумасшедшим?
- Сударь, - произнес он. - Я участвовал в работах Международной конференции и должен заявить вам, что она продолжала заседать, когда я выезжал из Вашингтона. Должен также сообщить, что ни о какой вашей телеграмме там не было и речи.
Господин Шнак был вполне искренен. Несколько тугой на ухо, он не разобрал ни слова, когда телеграмму читали - как это делается во всех уважающих себя парламентах - под адский шум частных разговоров.
- И все же телеграмма мною была отправлена, - твердил Ксирдаль, начинавший уже горячиться. - Дошла ли она по назначению, или нет - это ничего не меняет в моих правах.
- В ваших правах? - произнес господин Шнак, которого неожиданный спор также начинал выводить из терпения. - Неужели вы и всерьез осмеливаетесь заявлять какие-то права на болид?
- Еще бы! Постесняюсь! - с иронией воскликнул Ксирдаль.
- Болид ценностью в шесть триллионов франков!
- Что ж из этого! Хоть бы он стоил триста тысяч миллионов миллиардов биллионов триллионов - это не помешало бы ему принадлежать мне!