Собрание сочинений в 12 т. Т. 11

- Он не один.

- С ним, конечно, Омикрон.

- И можно не колеблясь сказать, чем они занимаются, - вставила миссис Гьюдельсон.

- Они занимаются тем же, чем и папа, - с оттенком грусти произнесла Дженни, которой постоянное соперничество между мистером Дином Форсайтом и доктором Гьюдельсоном внушало некоторую тревогу.

Осмотр был окончен. Лу еще раз выразила свое полное удовлетворение, и миссис Гьюдельсон с дочерьми и Франсисом Гордоном вернулась в дом на Морисс-стрит. Было решено завтра же заключить контракт с владельцем маленькой виллы, а затем заняться меблировкой, с тем чтобы к 15 мая все было готово.

Но и мистер Дин Форсайт, равно как и доктор Гьюдельсон, тем временем не сидели сложа руки. Какого напряжения и физических и душевных сил, каких непрекращающихся наблюдений и в ясные дни и в безоблачные ночи потребуют от них поиски болида, который упорно не появлялся на горизонте!…

Пока что, не взирая на все свои старания, оба астронома трудились напрасно. Ни днем, ни ночью не удавалось разглядеть метеор при его прохождении над Уостоном.

- Да появится ли он вообще когда-нибудь! - со вздохом говорил Дин Форсайт после долгого дежурства у телескопа.

- Появится, - отвечал с непоколебимой уверенностью Омикрон. - Я готов даже сказать: уже приближается.

- Так почему же мы его не видим?

- Потому что он пока невидим.

- С ума можно сойти, - со стоном шептал мистер Дин Форсайт. - Но… если он не видим для нас, то и другие не могут его разглядеть… по крайней мере в Уостоне.

- Безусловно, - подтверждал Омикрон.

Так рассуждали хозяин и слуга. Такие же речи, но только в форме монолога, вырывались из уст доктора Гьюдельсона, которого неудача готова была привести в отчаяние.

Оба получили из обсерваторий Питтсбурга и Цинциннати ответы на свои письма. Сообщения о метеоре, замеченном ими 16 марта в северной части неба над городом Уостоном, было принято к сведению и официально зарегистрировано. В ответном письме далее говорилось, что до сих пор заметить где-либо вышеуказанный болид никому не удалось, но если он появится, то мистер Дин Форсайт и доктор Гьюдельсон будут немедленно об этом извещены.

Обе обсерватории, само собой разумеется, ответили обоим астрономам-любителям в отдельности, не зная, что каждый из них приписывает себе честь этого открытия и рассчитывает на признание за ним первенства.

После получения такого ответа и башня на Элизабет-стрит и башня на Морисс-стрит могли бы прекратить свои утомительные поиски. Обсерватории обладали куда более мощными и точными инструментами, и если метеор не окажется лишь блуждающей массой, если он движется по замкнутой орбите и если, наконец, он снова появится в условиях, уже однажды отмеченных, подзорные трубы и телескопы Питтсбурга и Цинциннати сумеют его уловить. Доктору Гьюдельсону и мистеру Дину Форсайту следовало поэтому благоразумно довериться ученым, работающим в этих прославленных учреждениях.

Но мистер Дин Форсайт и доктор Гьюдельсон были астрономами, а не мудрецами. Поэтому они продолжали свои наблюдения с неослабевающим упорством, внося в свою работу все больший и больший пыл. Хоть они и не делились друг с другом своими заботами, но оба чувствовали, что охотятся за одной и той же дичью, и боязнь отстать от соперника не давала ни минуты покоя ни тому, ни другому. Соперничество грызло их и не могло не отразиться на отношениях между обоими семействами.

Да и в самом деле, были все основания для беспокойства. Подозрения переходили в уверенность, и мистер Дин Форсайт и доктор Гьюдельсон, когда-то так тесно связанные дружбой, перестали даже бывать друг у друга.

Какое тяжелое положение для жениха и невесты! Они виделись, правда, ежедневно: дверь дома на Морисс-стрит не была закрыта для Франсиса Гордона. Миссис Гьюдельсон относилась к нему с прежним доверием и дружбой. Однако он чувствовал, что доктора его присутствие стесняет и тяготит. Но не то еще бывало, когда при докторе упоминалось имя Дина Форсайта. Доктор Гьюдельсон в такие минуты бледнел, затем кровь приливала к его лицу, глаза его метали молнии, которые едва могли скрыть быстро опускавшиеся веки. И те же симптомы, указывающие на взаимную антипатию, можно было констатировать и у Дина Форсайта.

Миссис Гьюдельсон напрасно пыталась разгадать причины такого охлаждения, - вернее даже отвращения, которое бывшие приятели питали теперь друг к другу. Муж в ответ на ее расспросы коротко обрывал ее:

- Оставьте! Все равно вам не понять!… Никогда я не ожидал от Форсайта такого поведения.

Какого поведения? Добиться объяснений было невозможно. Даже Лу, эта любимица отца, которой все разрешалось, ничего не знала. Она, правда, предложила отправиться прямо в башню к мистеру Форсайту, но Франсис отговорил ее.

«Нет, никогда не считал я Гьюдельсона способным на такое отношение ко мне!» - таков, видимо, был бы единственный ответ, которого, как и от доктора, можно было ожидать от дядюшки Франсиса.

И лучшим доказательством мог служить прием, который встретила Митс, осмелившаяся коснуться этого вопроса.

- Не суйтесь в чужие дела! - сухо оборвал ее мистер Форсайт.