Собрание сочинений в 12 т. Т. 11

- Даю слово, полковник, - отвечал Владимир.

Полковник ушел, оставив, впрочем, Эка с полицейскими сторожить дом.

Не станем описывать горячие излияния, которым предались Иван, Илька и Владимир. Доктор Гамин и г-н Делапорт поспешили оставить их одних. Семья учителя снова после долгих лет пережила несколько мгновений настоящего счастья. Снова они были вместе, говорили друг с другом, даже строили планы на будущее. Они забыли и опасное положение Янова и его осуждение на каторгу; не думали они ни о последствиях его побега из Сибири, которые могли быть ужасны, ни о полковнике, который должен был скоро вернуться и сообщить решение губернатора.

Полковник вернулся через час и, обратившись к Владимиру, сказал:

- По приказу генерала Горко вы отправитесь в рижскую крепость, где будете дожидаться распоряжений из Петербурга.

- Я готов подчиниться, полковник, - ответил Владимир и, обращаясь к своим близким, сказал: - Прощай, мой отец, мой брат Иван, прощай, моя сестра Илька!

- Нет… ваша жена! - ответила девушка.

Они расстались. Надолго ли? Владимир Янов покинул дом, в который он принес столько счастья.

С этого дня всеобщее внимание, вызываемое этим далеко не законченным делом, было приковано к беглецу, который не поколебался ради спасения Николева пожертвовать своей свободой, а может быть, и жизнью, - ведь он политический преступник. Как бы ни относиться к делу Дмитрия Николева, нельзя было не восхищаться таким поступком. Даже в противном лагере женщины наперебой славили благородство души Владимира Янова. Вызывала сочувствие и столь трогательная сторона в его истории - любовь к Ильке Николевой, их внезапная разлука накануне свадьбы!… Однако какое же решение примет теперь император?… Отправят ли несчастного обратно в Восточную Сибирь, откуда он бежал ценой стольких усилий, преодолев столько опасностей? Не суждено ли невесте, обретшей мимолетное счастье встречи с ним, оплакивать его вечно?… Что ожидает его по выходе из рижской крепости: заслужит ли он помилование, или будет снова отправлен в изгнание?…

Было бы, однако, ошибкой предполагать, что внезапное и никем нежданное вмешательство Владимира Янова совершенно оправдало в глазах всех Дмитрия Николева. В таком городе, как Рига, столь проникнутом германским духом, этого не могло случиться. В особенности высшие слои рижского общества не могли примириться с тем, что этот учитель - выразитель чаяний славянского населения - так просто отделался от тяготевшего над ним обвинения. Газеты немецкой партии со свойственной им недобросовестностью продолжали всячески внушать сомнение в невиновности Николева. Ведь убийца-то до сих пор не был обнаружен. Жертва взывала к отмщению, и взывала главным образом злобными, нетерпимыми голосами противников всего русского.

Выражая мнение многочисленных врагов учителя, не желавших упускать из рук добычу, Франк Иохаузен говорил:

- Допустим, что причина поездки Дмитрия Николева теперь известна… Пусть он ездил в Пернов для встречи с Владимиром Яновым!… Пусть даже в четыре часа утра он вышел из корчмы лишь для того, чтобы скорее добраться до Пернова!… Но ночь-то с тринадцатого на четырнадцатое он провел все же в трактире «Сломанный крест», да или нет?… Пох-то был убит ночью в этом самом трактире, да или нет?… Кто же может быть убийцей как не путешественник, занимавший комнату, где обнаружено орудие взлома?… А разве не Дмитрий Николев этот самый путешественник?…

На такие вопросы можно было дать только утвердительный ответ. Но против «да или нет» банкира можно было поставить следующие вопросы: «Разве не мог совершить убийство какой-нибудь злоумышленник, явившийся с улицы, да или нет?… А не был ли убийцей корчмарь Кроф?… Ведь он имел больше возможностей убить Поха до или после ухода учителя? Не знал разве Кроф, что в сумке банковского артельщика находится крупная сумма?»

На это следствие давало ответ, что при обыске не обнаружено никаких улик против трактирщика, - ответ не вполне убедительный. С другой стороны, судебные власти не отказывались допустить, что это убийство могло быть делом рук одного из разбойников, замеченных с некоторых пор в Северной Лифляндии.

Таково было мнение полковника Рагенова, который на следующий день после описанных событий беседовал по поводу этого дела с майором Вердером и, как и следовало ожидать, не находил с ним общей точки зрения.

- Видите ли, майор, - говорил он, - мне кажется маловероятным, чтобы Николев вылез ночью из окна своей комнаты и забрался через окно к Поху…

- Ну, а следы на подоконнике?… - возразил майор.

- Следы?… Нужно бы сначала удостовериться, что они недавнего происхождения, а это вовсе не доказано… Трактир «Сломанный крест» стоит совершенно уединенно у дороги… Весьма вероятно, что какой-нибудь бродяга в ту или другую ночь пытался выломать ставень…

- Осмелюсь заметить, господин полковник, что убийца должен был знать о наличии крупной поживи, а как раз Николеву это было известно…