Собрание сочинений в 12 т. Т. 10

паромов, которые так распространены в Соединенных Штатах, и на него принимают экипаж вместе с пассажирами. Повидимому, паром движется посредством электричества, ибо дыма не видно; минуты через две паром уже пересек неширокое водное пространство и причалил к пристани в глубине какого-то большого порта.

Экипаж продолжает свой бег по дорогам, обсаженным деревьями, и попадает в парк, над которым высоко повешенные фонари изливают яркий свет.

В решетке парка открываются ворота, ведущие на широкую и длинную улицу, вымощенную гулкими плитами. Через пять минут артисты выходят у подъезда комфортабельного отеля, где по одному слову американца их встречают с многообещающей предупредительностью. Их ведут к роскошно сервированному столу, и, как и следовало ожидать, они ужинают с большим аппетитом. После ужина метрдотель приводит их в просторную комнату, освещенную электрическими лампами белого накала, которые благодаря специально приспособленным выключателям можно превратить в чуть светящие ночники. И, отложив на завтра заботу о разъяснении всех этих чудес, они, наконец, засыпают в четырех кроватях, поставленных в четырех углах комнаты, и вскоре начинают похрапывать с такой же удивительной сыгранностью, какой вообще славится этот Концертный квартет.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ Словоохотливый чичероне

Наутро, уже в семь часов, в их общей комнате раздаются сперва громкие звуки, отлично подражающие утренней зоре горниста, играющего побудку в казарме, а затем команда, которую играет Пэншина:

- Живо!… Гоп!… На ноги!… Раз-два!

Ивернес, самый ленивый из членов квартета, предпочел бы вылезти из-под теплых одеял только в три или даже в четыре счета. Но ему приходится последовать примеру товарищей и из горизонтального положения перейти в вертикальное.

- Нам нельзя терять ни минуты… ни единой! - заявляет «Его высочество».

- Да, - говорит Себастьен Цорн, - ведь завтра нам надо быть в Сан-Диего.

- Ну что ж! - отвечает Ивернес. - Город этого любезного американца мы осмотрим в полдня.

- Но меня удивляет, - добавил Фрасколен, - что поблизости от Фрескаля расположен большой город!… Почему же наш кучер даже не упомянул о нем?…

- Важно в нем находиться, мой добрый старый скрипичный ключ, - говорит Пэншина, - а мы в нем как раз и находимся.

Из двух больших окон в комнату льются потоки дневного света, и на целую милю вдаль виднеется улица, окаймленная двумя рядами деревьев.

Четверо друзей совершают свой туалет в комфортабельной ванной комнате, оборудованной всеми современными усовершенствованиями: тут и снабженные градусниками краны с горячей и холодной водой, механически опоражнивающиеся умывальные тазы, электрические нагреватели для ванны, для щипцов, пульверизаторы с эссенциями и духами, электрические вентиляторы, механические щетки - к одним просто подставляют голову, к другим достаточно приложить одежду или сапоги, чтобы отлично вычистить их и навести глянец. В комнате имеются, конечно, часы; повсюду вспыхивают электрические лампочки, стоит только протянуть руку - и многочисленные кнопки звонков и телефон дают возможность немедленно связаться с любой из служб отеля.

Впрочем, Себастьен Цорн и его товарищи могут сноситься не только с отелем, но и с различными кварталами города и, может быть, - как полагает Пэншина, - даже с любым городом Соединенных Штатов Америки.

- Или даже обоих полушарий, - добавляет Ивернес.

А пока они поджидают подходящего случая для подобного опыта, в семь сорок семь им передают телефонограмму на английском языке:

«Калистус Мэнбар желает доброго утра уважаемым членам Концертного квартета и просит их, как только они будут готовы, спуститься в столовую «Эксцельсиор-Отеля», где им будет подан первый завтрак».

- «Эксцельсиор-Отель»! - произносит Ивернес. - У этого караван-сарая роскошное название.

- Калистус Мэнбар - это наш любезный американец, - замечает Пэншина, - и имя у него тоже весьма звучное.

- Друзья мои, - восклицает виолончелист, чей желудок так же был склонен командовать, как и сам его обладатель, - раз уж завтрак подан, пойдем завтракать, а затем…

- А затем… прогуляемся по городу, - добавляет Фрасколен. - Но что это за город?

Так как наши парижане уже совсем, или почти совсем, готовы, Пэншина отвечает по телефону, что через пять минут они явятся по приглашению мистера Калистуса Мэнбара.

И вот, покончив с туалетом, они направляются к лифту, который спускает их в просторный холл. В глубине широко раскрыта дверь столовой - обширного зала, сверкающего позолотой.

- Я весь в вашем распоряжении, господа!

Эту фразу из шести слов произносит вчерашний знакомец. Он из тех людей, которых как будто знаешь уже давно, как говорится - «целую вечность».

Калистусу Мэнбару лет пятьдесят - шестьдесят, но он выглядит сорокапятилетним. Рост у него выше среднего, живот слегка выдается; руки и ноги крепкие и сильные; походка твердая; он полон сил и пышет здоровьем, если позволено так выразиться.