Собрание сочинений в 10-ти томах. Том 3

Она трижды окликнула ее, и с каждым разом все громче. Затворница не шелохнулась. Ни слова, ни взгляда, ни взора, ни малейшего признака жизни.

- Сестра! Сестра Гудула! - в свою очередь, сказала Ударда более мягким и ласковым голосом.

Все то же молчание, та же неподвижность.

- Странная женщина! - воскликнула Жервеза. - Ее и выстрелом не разбудишь!

- Может, она оглохла? - высказала предположение Ударда.

- Или ослепла? - прибавила Жервеза.

- А может, умерла? - спросила Майетта.

Но если душа еще и не покинула это недвижимое, безгласное, бесчувственное тело, то, во всяком случае, она ушла так далеко, затаилась в таких его" глубинах, куда не проникали ощущения внешнего мира.

- Придется оставить лепешку на подоконнике, - сказала Ударда. - Но ее стащит какой-нибудь мальчишка. Как бы это заставить ее очнуться?

Тем временем Эсташ, чье внимание было до сих пор отвлечено проезжавшей тележкой, которую тащила большая собака, вдруг заметил, что его спутницы что-то разглядывают в оконце. Его тоже разобрало любопытство, он влез на тумбу, приподнялся на цыпочках и, прижав свое пухлое румяное личико к решетке, воскликнул:

- Мама, я тоже хочу посмотреть!

При звуке этого свежего, звонкого детского голоска затворница вздрогнула. Резким, стремительным движением стальной пружины она повернула голову и, откинув со лба космы волос своими длинными, костлявыми руками, вперила в ребенка изумленный, исполненный горечи и отчаяния взгляд, быстрый, как вспышка молнии.

- О боже! - крикнула она, уткнувшись лицом в колени; ее хриплый голос, казалось, разрывал ей грудь. - Не показывайте мне чужих детей!

- Здравствуйте, сударыня! - с важностью сказал мальчик.

Неожиданное потрясение как бы пробудило затворницу к жизни. Длительная дрожь пробежала по ее телу, зубы застучали, она приподняла голову и, прижав локти к бедрам, обхватив руками ступни, словно желая согреть их, промолвила:

- О, какая стужа!

- Бедняжка! - с живым участием сказала Ударда. - Не принести ли вам огонька?

Она отрицательно покачала головой.

- Ну так вот коричное вино, выпейте, это вас согреет, - продолжала Ударда, протягивая ей бутылку.

Затворница снова отрицательно покачала головой и, пристально взглянув на Ударду, сказала:

- Воды!

- Ну какой же это напиток в зимнюю пору! Вам необходимо выпить немного вина и съесть вот эту маисовую лепешку, которую мы испекли для вас, настаивала Ударда.

Затворница оттолкнула лепешку, протягиваемую ей Майеттой, и проговорила:

- Черного хлеба!

- Сестра Гудула, - разжалобившись, сказала Жервеза и расстегнула свою суконную накидку. - Вот вам покрывало потеплее вашего. Накиньте-ка его себе на плечи.

Затворница отказалась от одежды, как ранее от вина и лепешки.

- Достаточно и вретища! - проговорила она.

- Но ведь надо же чем-нибудь помянуть вчерашний праздник, - сказала добродушная Ударда.

- Я его и так помню, - проговорила затворница, - вот уже два дня, как в моей кружке нет воды. - Помолчав немного, она добавила: - В праздники меня совсем забывают. И хорошо делают! К чему людям думать обо мне, если я не думаю о них? Потухшим угольям - холодная зола.

И, как бы утомившись от такой длинной речи, она вновь уронила голову на колени.

Простоватая и сострадательная Ударда, понявшая из последних слов затворницы, что та все еще продолжает жаловаться на холод, наивно спросила:

- Может быть, вам все-таки принести огонька?

- Огонька? - спросила вретишница с каким-то странным выражением. - А принесете вы его и той бедной крошке, которая вот уже пятнадцать лет покоится в земле?

Она вся дрожала, голос у нее прерывался, очи пылали, она привстала на колени. Вдруг она простерла свою бледную, исхудавшую руку к изумленно смотревшему на нее Эсташу.

- Унесите ребенка! - воскликнула она. - Здесь сейчас пройдет цыганка!

И упала ничком на пол; лоб ее с резким стуком ударился о плиту, словно камень о камень.

Женщины подумали, что она умерла. Однако спустя мгновение она зашевелилась и поползла в тот угол, где лежал башмачок. Они не посмели заглянуть туда, но им слышны были бессчетные поцелуи и вздохи, перемежавшиеся с душераздирающими воплями и глухими ударами, точно она билась головой о стену. После одного из ударов, столь яростного, что все они вздрогнули, до них больше не донеслось ни звука.

- Неужели она убилась? - воскликнула Жервеза, рискнув просунуть голову сквозь решетку. - Сестра! Сестра Гудула!

- Сестра Гу дула! - повторила Ударда.

- Боже мой! Она не шевелится! Неужели она умерла? - продолжала Жервеза-Гудула! Гудула!

В горле у Майетты стоял ком, и она долго не могла выговорить ни слова, но потом сделала над собой усилие и сказала:

- Подождите! - наклонившись к окну, она окликнула затворницу: -Пакетта! Пакетта Шантфлери!

Ребенок, беспечно дунувший на тлеющий фитиль петарды и вызвавший этим взрыв, опаливший ему глаза, не испугался бы до такой степени, как испугалась Майетта, увидев, какое действие произвело это имя, вдруг прозвучавшее в келье сестры Гудулы.