- Эсмеральду? Как вы круто меняете тему беседы!
- Кажется, она была вашей женой?
- Да, нас повенчали разбитой кружкой на четыре года. Кстати, -добавил Гренгуар, не без лукавства глядя на архидьякона, - вы все еще помните о ней?
- А вы о ней больше не думаете?
- Изредка. У меня так много дел!.. А какая хорошенькая была у нее козочка!
- Кажется, цыганка спасла вам жизнь?
- Да, черт возьми, это правда!
- Что же с ней сталось? Что вы с ней сделали?
- Право, не знаю. Кажется, ее повесили.
- Вы думаете?
- Уверен. Когда я увидел, что дело пахнет виселицей, я вышел из игры.
- И это все, что вы знаете?
- Постойте! Мне говорили, что она укрылась в Соборе Парижской Богоматери и что там она в безопасности. Я очень этому рад, но до сих пор не могу узнать, спаслась ли козочка. Вот все, что я знаю.
- Я сообщу вам больше! - воскликнул Клод, и его голос, до сей поры тихий, неторопливый, почти глухой, вдруг сделался громким. - Она действительно нашла убежище в Соборе Богоматери, но через три дня правосудие заберет ее оттуда, и она будет повешена на Гревской площади. Уже есть постановление судебной палаты.
- Досадно! - сказал Гренгуар.
В мгновение ока к священнику вернулось его холодное спокойствие.
- А какому дьяволу, - заговорил поэт, - вздумалось добиваться ее вторичного ареста? Разве нельзя было оставить в покое суд? Кому какой ущерб от того, что несчастная девушка приютилась под арками Собора Богоматери, рядом с гнездами ласточек?
- Есть на свете такие демоны, - ответил архидьякон.
- Дело скверное, - заметил Гренгуар.
Архидьякон, помолчав, спросил:
- Итак, она спасла вам жизнь?
- Да, у моих друзей-бродяг. Еще немножко, и меня бы повесили. Теперь они жалели бы об этом.
- Вы не желаете ей помочь?
- Я бы с удовольствием ей помог, отец Клод. А вдруг я впутаюсь в скверную историю?
- Что за важность!
- Как что за важность?! Хорошо вам так рассуждать, учитель, а у меня начаты два больших сочинения.
Священник ударил себя по лбу. Несмотря на его напускное спокойствие, время от времени резкий жест выдавал его внутреннее волнение.
- Как ее спасти?
Гренгуар ответил:
- Учитель! Я скажу вам: Lpadelt, что по-турецки означает: «Бог - наша надежда».
- Как ее спасти? - повторил задумчиво Клод.
Теперь Гренгуар хлопнул себя по лбу.
- Послушайте, учитель! Я одарен воображением. Я найду выход... Что, если попросить короля о помиловании?
- Людовика Одиннадцатого? О помиловании?
- А почему бы нет?
- Поди отними кость у тигра!
Гренгуар принялся измышлять новые способы.
- Хорошо, извольте! Угодно вам, я обращусь с заявлением к повитухам о том, что девушка беременна?
Это заставило вспыхнуть впалые глаза священника.
- Беременна! Негодяй! Разве тебе что-нибудь известно?
Вид его испугал Гренгуара. Он поспешил ответить:
- О нет, только не мне! Наш брак был настоящим foris-maritagium140
. Я тут ни при чем. Но таким образом можно добиться отсрочки.
- Безумие! Позор! Замолчи!
- Вы зря горячитесь, - проворчал Гренгуар. - Добились бы отсрочки, вреда это никому не принесло бы, а повитухи, бедные женщины, заработали бы сорок парижских денье.
Священник не слушал его.
- А между тем необходимо, чтобы она вышла оттуда! - бормотал он. Постановление вступит в силу через три дня! Но не будь даже постановления... Квазимодо! У женщин такой извращенный вкус! - Он повысил голос: Мэтр Пьер! Я все хорошо обдумал, есть только одно средство спасения.
- Какое же? Я больше не вижу ни одного.
- Слушайте, мэтр Пьер! Вспомните, что вы обязаны ей жизнью. Я откровенно изложу вам мой план. Церковь день и ночь охраняют. Оттуда выпускают лишь тех, кого видели входящими. Вы придете. Я провожу вас к ней. Вы обменяетесь с ней платьем. Она наденет ваш плащ, а вы - ее юбку.
- До сих пор все идет гладко, - заметил философ. - А дальше?
- А дальше? Она выйдет, вы останетесь. Вас, может быть, повесят, но зато она будет спасена.
Гренгуар с озабоченным видом почесал у себя за ухом.
- Такая мысль мне никогда бы не пришла в голову!
Открытое и добродушное лицо поэта внезапно омрачилось, словно веселый итальянский пейзаж, когда неожиданно набежавший порыв сердитого ветра нагоняет облака на солнце.
- Итак, Гренгуар, что вы скажете об этом плане?
- Скажу, учитель, что меня повесят не «может быть», а вне всякого сомнения.
- Это нас не касается.
- Черт возьми! - сказал Гренгуар.
- Она спасла вам жизнь. Вы только уплатите долг.
- У меня много других долгов, которых я не плачу.
- Мэтр Пьер! Это необходимо.
Архидьякон говорил повелительно.
- Послушайте, отец Клод! - заговорил оторопевший поэт. - Вы настаиваете, но вы не правы. Я не вижу, почему я должен дать себя повесить вместо другого.
- Да что вас так привязывает к жизни?
- Многое!
- Что же именно, позвольте вас спросить?