Собрание сочинений в 10-ти томах. Том 3

- Он говорит языком этой особы! - заметила вполголоса Флер-де-Лис, досада которой росла с каждой минутой. Эта досада отнюдь не уменьшилась, когда она заметила, что капитан, в восторге от цыганки, а еще больше от самого себя, повернулся на каблуках и с грубой простодушной солдатской любезностью повторил:

- Клянусь душой, прехорошенькая девчонка!

- Но в довольно диком наряде, - обнажая в улыбке свои прелестные зубы, сказала Диана де Кристейль.

Это замечание было лучом света для остальных. Оно обнаружило слабое место цыганки. Бессильные уязвить ее красоту, они набросились на ее одежду.

- Что это тебе вздумалось, моя милая, - сказала Амлотта де Монмишель, - шататься по улицам без шемизетки и косынки?

- А юбчонка такая короткая - просто ужас! - добавила Гайльфонтен.

- За ваш золоченый пояс, милочка, - довольно кисло проговорила Флер-де-Лис, - вас может забрать городская стража.

- Малютка, малютка, - присовокупила с жестокой усмешкой Кристейль, если бы ты пристойным образом прикрыла плечи рукавами, они не загорели бы так на солнце.

Красавицы-девушки, с их ядовитыми и злыми язычками, извивающиеся, скользящие, суетящиеся вокруг уличной плясуньи, представляли собою зрелище, достойное более тонкого зрителя, чем Феб. Эти грациозные создания были бесчеловечны. Со злорадством они разбирали ее убогий и причудливый наряд из блесток и мишуры. Смешкам, издевкам, унижениям не было конца. Язвительные насмешки, выражения высокомерного доброжелательства и злобные взгляды... Этих девушек можно было принять за римских патрицианок, для забавы втыкающих в грудь красивой невольницы золотые булавки. Они напоминали изящных борзых на охоте; раздув ноздри, сверкая глазами, кружатся они вокруг бедной лесной лани, разорвать которую им запрещает строгий взгляд господина.

Да и что собой представляла жалкая уличная плясунья рядом с этими знатными девушками? Они не считались с ее присутствием и вслух говорили о ней, как о чем-то неопрятном, ничтожном, хотя и довольно красивом.

Цыганка не была не чувствительна к этим булавочным уколам. По временам румянец стыда окрашивал ее щеки и молния гнева вспыхивала в очах; слово презрения, казалось, готово было сорваться с ее уст, и на лице ее появлялась пренебрежительная гримаска, уже знакомая читателю. Но она молчала. Она стояла неподвижно и смотрела на Феба покорным, печальным взглядом. В этом взгляде таились счастье и нежность. Можно было подумать, что она сдерживала себя, боясь быть изгнанной отсюда.

А Феб посмеивался и вступался за цыганку, побуждаемый жалостью и нахальством.

- Не обращайте на них внимания, малютка! - повторял он, позвякивая своими золотыми шпорами. - Ваш наряд, конечно, немного странен и дик, но для такой хорошенькой девушки это ничего не значит!

- Боже! - воскликнула белокурая Гайльфонтен, с горькой улыбкой выпрямляя свою лебединую шею. - Я вижу, что королевские стрелки довольно легко воспламеняются от прекрасных цыганских глаз!

- А почему бы и нет? - проговорил Феб.

При этом столь небрежном ответе, брошенном наудачу, как бросают подвернувшийся камешек, даже не глядя, куда он упадет, Коломба расхохоталась, за ней Диана, Амлотта и Флер-де-Лис, но у последней при этом выступили слезы.

Цыганка, опустившая глаза при словах Коломбы де Гайльфонтен, вновь устремила на Феба взор, сиявший гордостью и счастьем. В это мгновение она была поистине прекрасна.

Почтенная дама, наблюдавшая эту сцену, чувствовала себя оскорбленной и ничего не понимала.

- Пресвятая дева! - воскликнула она. - Что это путается у меня под ногами? Ах, мерзкое животное!

То была козочка, прибежавшая сюда в поисках своей хозяйки; бросившись к ней, она по дороге запуталась рожками в том ворохе материи, в который сбивались одежды благородной дамы, когда она садилась.

Это отвлекло внимание присутствующих. Цыганка молча высвободила козу.

- А! Вот и маленькая козочка с золотыми копытцами! - прыгая от восторга, воскликнула Беранжера.

Цыганка опустилась на колени и прижалась щекой к ласкавшейся к ней козочке. Она словно просила прощения за то, что покинула ее.

В это время Диана нагнулась к уху Коломбы:

- Боже мой, как же я не подумала об этом раньше? Ведь это цыганка с козой. Говорят, она колдунья, а ее коза умеет разделывать всевозможные чудеса!

- Пусть коза и нас позабавит каким-нибудь чудом, - сказала Коломба.

Диана и Коломба с живостью обратились к цыганке:

- Малютка! Заставь свою козу сотворить какоенибудь чудо.

- Я не понимаю вас, - ответила плясунья.

- Ну, какое-нибудь волшебство, колдовство, одним словом - чудо!

- Не понимаю.

И она опять принялась ласкать хорошенькое животное, повторяя: «Джали! Джали!»

В это мгновенье Флер-де-Лис заметила расшитый кожаный мешочек, висевший на шее козочки.

- Что это такое? - спросила она у цыганки.

Цыганка подняла на нее свои большие глаза и серьезно ответила:

- Это моя тайна.

«Хотела бы я знать, что у тебя за тайна», - подумала Флер-де-Лис.

Между тем почтенная дама, встав с недовольным видом со своего места, сказала:

- Ну, цыганка, если ни ты, ни твоя коза не можете ничего проплясать, то что же вам здесь нужно?