- Не зря же я закричал: наконец-то! Вижу, повозки все нет и нет; тогда я взял подзорную трубу и стал смотреть на дорогу из Паринье в Тург и, к великой своей радости, заметил повозку и стражников при ней. Вот она спускается с откоса. Хотите посмотреть?
Говэн взял из рук Гешана подзорную трубу и поднес ее к глазам.
- Верно. Вот она. Правда, уже темнеет и плохо видно. Но охрану я вижу. Только знаете, Гешан, что-то людей больше, чем вы говорили.
- Да, что-то многовато.
- Они приблизительно за четверть лье отсюда.
- Лестница, командир, будет через четверть часа.
- Можно начинать штурм.
И в самом деле, по дороге двигалась повозка, но не та, которую с таким нетерпением ждали в Турге.
Говэн обернулся и заметил сержанта Радуба, который стоял, вытянувшись по всей форме, опустив, как и положено по уставу, глаза.
- Что вам, сержант Радуб?
- Гражданин командир, мы, то есть солдаты батальона Красный Колпак, хотим вас просить об одной милости.
- О какой милости?
- Разрешите сложить голову в бою.
- А! - произнес Говэн.
- Что ж, будет на то ваша милость?
- Это... смотря по обстоятельствам, - ответил Говэн.
- Да как же так, гражданин командир. После Дольского дела уж слишком вы нас бережете. А нас ведь еще двенадцать человек.
- Ну и что?
- Унизительно это для нас.
- Вы находитесь в резерве.
- А нам бы желательно находиться впереди.
- Но вы понадобитесь мне позже, в конце операции, для решительного удара. Поэтому я вас и берегу.
- Слишком уж бережете.
- Ведь это все равно. Вы в строю. И вы тоже пойдете на штурм.
- Пойдем, да сзади. А парижане вправе идти впереди.
- Я подумаю, сержант Радуб.
- Подумайте сейчас, гражданин командир. Случай уж очень подходящий. Нынче самый раз - свою голову сложить или чужую с плеч долой снести. Дело будет горячее. К башне Тург так просто не притронешься, руки обожжешь. Окажите милость - пустите нас первыми.
Сержант помолчал, покрутил ус и добавил взволнованным голосом:
- А кроме того, гражданин командир, в этой башне наши ребятки. Там наши дети, батальонные, трое наших малюток. И эта гнусная харя Грибуй - «в зад-меня-поцелуй», он же Синебой, он же Иманус, ну, словом, этот самый Гуж-ле-Брюан, этот Буж-ле-Грюан, этот Фуж-ле-Трюан, эта сатана треклятая, грозится наших детей погубить. Наших детей, наших крошек, командир. Да пусть хоть все громы небесные грянут, не допустим мы, чтобы с ними беда приключилась. Верьте, командир, не допустим. Вот сейчас, пока еще тихо, я взобрался на откос и посмотрел на них через окошко; они и верно там, их хорошо видно с плоскогорья, я их видел и, представьте, напугал малюток. Так вот, командир, если с ангельских их головенок хоть один волос упадет, клянусь вам всем святым, я, сержант Радуб, доберусь до потрохов отца предвечного. И вот что наш батальон заявляет: «Мы желаем спасти ребятишек или умрем все до одного». Это наше право, чорт побери, наше право - умереть. А засим - привет и уважение.
Говэн протянул Радубу руку и сказал:
- Вы молодцы. Вы пойдете в первых рядах штурмующих. Я разделю вас на две группы. Шесть человек прикомандирую к передовому отряду, чтобы вести остальных, а пятерых к арьергарду, чтобы никто не смел отступить.
- Всеми двенадцатью командовать буду попрежнему я?
- Конечно.
- Ну, спасибо, командир. Стало быть, я пойду впереди.
Радуб отдал честь и вернулся в строй.
Говэн вынул из кармана часы, шепнул несколько слов на ухо Гешану, и колонна нападающих начала строиться в боевом порядке.
VIII. Речь и рык
Тем временем Симурдэн, который еще не занял своего поста на плоскогорье и не отходил от Говэна, вдруг подошел к горнисту.
- Подай сигнал! - скомандовал он.
Горнист заиграл, ему ответила труба.
И снова рожок и труба обменялись сигналами.
- Что такое? - спросил Говэн Гешана. - Что это Симурдэн задумал?
А Симурдэн уже шел к башне с белым платком в руках.
Приблизившись к ее подножью, он крикнул:
- Люди, засевшие в башне, знаете вы меня?
С вышки ответил чей-то голос - голос Имануса:
- Знаем.
Началась беседа, голос снизу спрашивал, сверху отвечал.
- Я посланец Республики.
- Ты бывший кюре из Паринье.
- Я делегат Комитета общественного спасения.
- Ты священник.
- Я представитель закона.
- Ты предатель.
- Я революционный комиссар.
- Ты расстрига.
- Я Симурдэн.
- Ты сатана.
- Вы меня знаете?
- Мы тебя ненавидим.
- Вам хотелось, чтобы я попался к вам в руки?
- Да мы все восемнадцать голову сложим, лишь бы твою с плеч снять.
- Вот и прекрасно, предаюсь в ваши руки.
На верху башни раздался дикий хохот и возглас:
- Иди!
В лагере воцарилась глубочайшая тишина - тишина ожидания.
Симурдэн продолжал:
- Но лишь при одном условии.
- Каком?
- Слушайте.
- Говори.
- Вы меня ненавидите?
- Ненавидим.
- А я вас люблю. Я ваш брат.
- Да, ты Каин.
Симурдэн продолжал голосом громким и в то же время мягким: