Собрание сочинений в 10-ти томах. Том 1

В другой раз, дело было в воскресенье, Клод просидел неподвижно, не меняя положения, несколько часов во дворе на камне, упершись локтями о колена и положит голову на руки. Один из арестантов, по имени Файет, подошел к нему и, смеясь, крикнул:

- Клод, какого чорта ты здесь делаешь?

Тогда Клод медленно повернулся к нему лицом и мрачно ответил:

- Выношу приговор.

Наконец вечером 25 октября 1831 года, в то время, когда старший надзиратель мастерских производил обход, Клод с треском раздавил ногой стекло от часов, найденное им утром в коридоре. Начальник спросил, что за шум,

- Пустяки, - сказал Клод, - это сделал я. Господин старший надзиратель, верните моего товарища.

- Невозможно, - ответил тот.

- Однако это необходимо, - тихо, но решительно заявил Клод и, глядя прямо в лицо начальнику, прибавил: - Подумайте хорошенько. Сегодня двадцать пятое октября. Даю вам срок до четвертого ноября.

Тюремный сторож обратил внимание г-на Д. на то, что Клод угрожает ему и что за это полагается карцер.

- Обойдемся без карцера, - с презрительной усмешкой возразил старший надзиратель, - с этим народом следует поступать по-хорошему.

На следующий день арестант Перно подошел к Клоду, который задумчиво расхаживал один по двору в стороне от остальных арестантов, столпившихся на противоположном конце двора, на небольшой площадке, залитой лучами солнца.

- О чем ты все думаешь, Клод? Почему такой грустный?

- Боюсь, как бы с нашим добрым начальником, господином Д., не случилось бы вскоре несчастия, - ответил Клод.

От 25 октября по 4 ноября целых девять дней. И все эти девять дней Клод Ге неизменно повторял г-ну Д., что он все сильней и сильней страдает из-за разлуки с Альбеном. Надзиратель, которому это надоело, отправил его на сутки в карцер, - просьба Клода уж слишком походила на требование. Больше ничего Клод не мог добиться.

Наступило четвертое ноября. В то утро Клод проснулся с таким спокойным лицом, какого у него не видели с тех пор, как по решению г-на Д. он был разлучен со своим другом. Поднявшись с постели, он начал рыться в простом деревянном сундучке, стоявшем в ногах его койки. Там хранился весь его жалкий скарб. Он достал оттуда небольшие ножницы. Эти ножницы и разрозненный томик «Эмиля»¹ было все, что осталось ему от любимой им женщины - матери его ребенка, от его прежнего счастливого семейного очага. Эти вещи были совершенно не нужны Клоду. Ножницы могли пригодиться только женщине, умеющей шить, а книга - человеку грамотному. Клод же не умел ни шить, ни читать.

Проходя по старой монастырской галлерее, выбеленной известью, которая зимою служила местом прогулки для заключенных, он подошел к арестанту Феррари, стоявшему у окна и внимательно рассматривавшему толстую железную решетку. Клод держал в руках небольшие ножницы; он показал их Феррари и сказал:

- Сегодня вечером я перережу решетку вот этими ножницами.

Феррари недоверчиво засмеялся, засмеялся и Клод.

В это утро Клод работал еще усерднее, чем обычно. Никогда еще дело так не спорилось в его руках. Он как будто задался целью во что бы то ни стало закончить до полудня соломенную шляпу, которую ему заказал и за которую ему уплатил вперед один честный гражданин города Труа, по фамилии Бресье.

Незадолго до полудня Клод под каким-то предлогом спустился в столярную мастерскую, помещавшуюся этажом ниже.

Клод редко туда заглядывал, хотя и там его любили, как и повсюду.

- Смотрите-ка, пришел Клод!

Все окружили его. Его приход был для всех праздником.

Клод быстро оглядел мастерскую, никого из надзирателей там не оказалось. Он спросил:

- Кто одолжит мне топор?

- Зачем тебе? - удивились заключенные. Клод ответил:

- Чтобы сегодня вечером убить старшего надзирателя мастерских.

Ему предложили на выбор несколько штук. Он взял самый маленький, хорошо наточенный топорик, заткнул его за пояс штанов и вышел. В мастерской в этот момент находилось двадцать семь арестантов. И несмотря на то, что Клод никого из них не просил хранить это дело в тайне, ни один из них не проговорился. Даже между собою они об этом не разговаривали. Каждый молча ждал развязки. Дело было слишком страшное, но правое и для всех понятное. Оно не допускало никакого вмешательства. Мыслимо ли было отговорить Клода, мыслимо ли было донести на него.

Час спустя, подойдя к шестнадцатилетнему арестанту, зевавшему во время прогулки, Клод посоветовал ему выучиться читать. В это время другой арестант, Файет, подошел к Клоду и спросил его:

- Что ты там прячешь за поясом? Клод ответил:

- Топор, чтобы убить вечером г-на Д. И прибавил:

- А что, разве заметно?

- Немного, - ответил Файет.

День закончился, как обычно. В семь часов вечера заключенных заперли в мастерских, где они работали; надзиратели, как всегда, ушли, чтобы вернуться после обхода своего начальника.

Клода Ге вместе с товарищами тоже заперли в мастерской.

И вот тогда-то и разыгралась в этой мастерской необычайная сцена, сцена полная трагизма и величия, единственная и неповторимая.