Собрание сочинений: В 10 т. Т. 2: Третий глаз Шивы

— Это я понимаю. На то человек и создан, чтобы в поте лица есть хлеб свой. Враги есть у каждого, равно как и друзья. Но вы подумайте хорошенько, не могли бы вы назвать мне лиц, которые были бы заинтересованы, скажем так, в устранении Аркадия Викторовича? Из института, разумеется.

— Имя им — легион.

— Любопытно будет узнать.

— Пожалуйста! — Сударевский сделал вид, что с трудом одолевает зевоту. — Прежде всего наш милый директор.

— Так… — Люсин недоверчиво покачал головой. — Кто же еще?

— Ученый секретарь Дербонос, доктор наук Хамиотиш, завсектором Ягель, старший научный сотрудник Дузе… Достаточно? Или нужно еще? — Сударевский с вызовом взглянул на Люсина и, взяв себе стул, демонстративно уселся в другом конце комнаты, у окна. — Кстати, если вы спросите о той же Дузе или Хамиотише, они назовут вам меня.

— Буду иметь это в виду. — Люсин улыбнулся, как бы приглашая Сударевского обратить все в шутку. — Как работник розыска я обязан потребовать от вас подробной характеристики названных вами лиц. Начнем с гражданина Сударевского. — Он улыбнулся еще шире. — Ему-то чем помешал Аркадий Викторович?

— Об этом вы лучше спросите Хамиотиша.

— А может, Дузе?

— Или Дузе.

— Нет, — отмахнулся Люсин, — не стану и спрашивать.

— Почему же? Не интересно разве?

— Просто я знаю ответ наперед. Скажут, что Сударевский хотел стать завлабом.

— А что, разве недостаточно веская причина?

— Боюсь, что так, Марк Модестович. То же я могу сказать и про конфликт с директором.

— И про беспринципного наглеца Хамиотиша? — Сударевский тоже улыбался.

— И про него, хотя слышу о нем впервые в жизни, и про Дузе, который…

— Это женщина.

— Тем паче.

— Но по одному мановению пальца Фомы Андреевича готовая отречься от родного отца.

— Ковский ей не отец.

— Тем хуже. Одним своим существованием он угрожает всей этой шайке лизоблюдов и бездарей, этим кипучим бездельникам, которые ничего не дали науке и никогда не дадут.

Люсин краем глаза глянул на Сударевского. Марк Модестович уже не улыбался.

— Положим, вы правы, — Люсин подошел к Сударевскому и облокотился на каменный подоконник, на котором стояли горшки с растениями, — и Ковский всем здесь мешал, включая вас. Но тогда я иначе сформулирую вопрос: считаете ли вы кого-нибудь из названных и не названных вами лиц способными причинить Аркадию Викторовичу физический вред?

— Убить, что ли?

— Не обязательно. — Люсин попробовал рассмеяться. — Похитить, скажем…

— Бред какой-то! — махнул рукой Сударевский. — Если говорить серьезно, то никто из тех, кого я знаю, включая меня самого, не убивал и не похищал шефа. Склочники и завистники мелкого пошиба редко поднимаются до высоты Сальери. Они пишут письма, порой анонимные, сплетничают, наушничают, бросают черные шары на ученом совете — все это так, но физическая расправа? Фи! На это они — вы употребили точное слово — просто не способны. Ведь ко всему они еще и трусы, ограниченные, трусливые людишки с комплексом неполноценности и безмерным аппетитом. Конечно же, я шутил, отвечая на ваш вопрос. Наши научные жучки непричастны к исчезновению Аркадия Викторовича. Но вы спрашивали меня о врагах, и я назвал их. Вы интересовались личностью шефа, и я обрисовал вам атмосферу, в которой он работал и жил.

— Я так и понял вас, Марк Модестович… Покинем же — мысленно, разумеется, — стены столь милого вам учреждения и попробуем выйти на более широкий оперативный простор. Не возражаете?

— Готов приветствовать любой мысленный эксперимент.

— Тогда скажите мне, не был ли связан ваш шеф с людьми, которые интересовались драгоценными камнями не столько в плане научном, сколько… как бы это поточнее сказать… в потребительском?..

— Не продолжайте, Владимир Константинович, — остановил его Сударевский. — Я понял, что вас интересует… Насколько я знаю, Аркадий Викторович не имел никаких дел с контрабандистами, фальшивомонетчиками и нечистыми на руку ювелирами. Здесь можете не искать, не тратьте понапрасну силы и время.

— Но чудес ведь не бывает…

— Как знать? — пожал плечами Сударевский. — Аркадий Викторович, например, умел делать многое из того, что простые люди относят к области чудес.

— Не скрою, что вы разбудили мое любопытство.

— Охотно удовлетворю его, но только потом не жалуйтесь, что я напустил туману и сбил вас с верного следа. К тайне запертой комнаты это не имеет никакого отношения.

— Какой запертой комнаты? — мгновенно отреагировал Люсин.

— В Жаворонках, Владимир Константинович. Об этом весь институт гудит.

— Ах, вот как! Ну что ж, вполне естественно… Нет тайного, которое бы не стало явным. Рассказывайте же, Марк Модестович, не заботясь о том, что может пролить свет на события в Жаворонках, а что нет. «Экс пэде Хуркулем», как говорили древние римляне. «По ноге узнаем Геркулеса»: по части восстановим целое… Я жажду чуда. Помните артиста Кторова в «Празднике святого Иоргена»?

— Смутно… А чудеса, Владимир Константинович, творятся вон за той дверью. Не угодно ли?

— Вы, очевидно, подразумеваете чудеса науки?