— Посадить он тебя позаботился. Так оно точнее будет. Я тебе еще в колонии объяснял, что вору в законе с мусорами не по пути. А ты переписку затеял, дура. И с кем? С легавым! Ну не чокнутый?
— Он же мне сам письмо прислал, Фрол, первый. И срок мне по его милости на два годочка скостили. Хорошие люди — они везде есть. На работу опять же устроил…
— Ну и вали отсюда, если ты такой благодарный, закладывай кореша, авось зачтется… — Стекольщик плюнул сквозь стиснутые зубы в тлеющие угли.
— Обижаешь, Фрол. — Витек повернулся к нему спиной. — Я добро не забываю.
— Оно и видно.
— Я потому и пошел с тобой, что жизнью тебе обязан. И никогда того случая на лесоповале не позабуду.
— Эх, Витек, Витек, дурья твоя башка! Нам бы только отсюда выскочить, а там — поминай как звали. Со мной, браток, не пропадешь. Полкуска в месяц я тебе гарантирую.
— Мне, Фрол, и зарплаты почти что хватает. Я ведь давно завязать решил. Если бы ты меня тогда не уговорил… — Витек побросал кости в огонь и, выдрав клок белого моха, обтер руки.
— Люблю добрых людей, — усмехнулся Стекольщик. — Сам потому как добрый. Никому зла не желаю. За всю жизнь мухи не обидел. Только жизнь — она какая, Витек? Беспощадная она, лютая. А человеку, поимей в виду, никогда никакой зарплаты не хватает. Вот и кумекай, изворачивайся. Нам много не надо, запасов не делаем и сберкнижек не заводим, а обеспечить себе сносное существование должны. Кто ж мог подумать, что так выйдет? Упокойничек нам здорово подгадил. Не то сидели бы мы с тобой теперича в «Якоре» и красную икру ложками лопали.
— Страшное дело, Фрол. Я потому и потянулся к тебе, что ты не лютый. Кровь человеческую даже в драке проливать — последнее дело… А в Жаворонках, что говорить, не подвезло.
— Лишь бы не прознали, что мертвое тело исчезло. Не то копать начнут, как бы не доискались. Авось билетик выручит. Уехал человек на поезде и сгинул. Ищи ветра в поле… Следа мы вроде бы не оставили… Не должны. Номер отмоем, протекторы переменим… Кто нас видел? Никто!
— Я как чувствовал, когда на дело шел. Порошочек захватить догадался.
— Какой еще порошочек? — насторожился Стекольщик и, опершись локтем, тяжело перевалился на бок.
— Ого-го! — хитро прищурился Витек. — Еще какой порошочек! Вонливый…
— Тебе кто велел? — тихо спросил Стекольщик.
— А что? — испугался Витек. — Разве нельзя?
— Нет, ты скажи, кто тебе велел? Ты меня спрашивал?
— Я же как лучше хотел!
— «Лучше»!.. А ну говори, что за порошок! — крикнул Фрол.
— Почем я знаю? И чего напустился… На работе взял.
— Ах, на работе! Как вам нравятся эти честные труженички? Хапают, что под руку подвернется, обворовывают родное отечество. Надо не надо, все едино — берут… А если тебя по этому порошку найдут теперя, тогда что? Лапоть ты, необразованность серая… Начистить бы тебе рыло…
— Неужто могут найти? — закручинился Витек. — Как же это?
— Горе ты мое! — Стекольщик сел и тяжело уставился на кореша. — Ничему-то ты не учишься. Сколько раз наказывал: первое дело — не оставляй следов. А ты? Да что же это творится? Какой такой порошок? Говори сей момент!
— Вроде сахара-песка, Фрол, только с запахом. Лучше сам погляди. — Витек вскочил и кинулся к мотоциклету.
Из сумки с инструментами достал стеклянную баночку с навинченной зеленой крышкой и нерешительно приблизился к Стекольщику.
— Вот, — смущенно потупился он.
Стекольщик взял стекляшку двумя пальцами, осторожно встряхнул.
— Не, — покрутил он головой. — На сахар не похоже. Больше на закрепитель-гипосульфит. Фотографией занимался?.. Ишь ты, кот перченый, инициативу проявил! — Он отвинтил крышку, потянул носом и весь аж перекосился от отвращения. — Смердит, что твоя мертвецкая. Все нутро выворачивает. Куда сыпал?
— Да вдоль забора, уезжали когда… Думал, собаки…
— Твоей башкой не думать надо, а след мотоциклетный затирать. Какие, к черту, собаки? Их нюхало дальше дороги не фу рычит. Оборваны концы! Соображать надо… А по этой дряни нас искать будут! — Стекольщик яростно завинтил банку, встал и, подойдя к самому берегу, зашвырнул ее куда подальше.
Витек, виновато опустив голову, ковырял носком остывающие головешки.
— Значит, так. — Стекольщик стал рядом и по-наполеоновски скрестил на груди руки. — Давай шины менять. Давно пора… А я номером займусь. Может, никто нас и не заметил, но береженого бог бережет. Потому действуй…
Витек кивнул и заковылял к своей «Яве». Стекольщик проводил его хмурым взглядом, помедлил с минуту и пошел вслед.
Работали они молча и слаженно. Отвязали от коляски брезентовый сверток с новехонькими шинами и быстро «переобули» все три колеса. Потом Стекольщик нацедил из бака полбанки бензина, обмакнул в него ветошь и принялся яростно драить жестяную дощечку с номером. Усилия его оказались весьма успешными. В результате чудеснейшей метаморфозы номер 35–48 МОЕ превратился в 86–45 MOB, а смытая краска целиком растворилась в бензине, который уподобился грязной бурде, или впиталась в тряпку.