— Ну чем не привидение, — Боусек со смехом обматывает свое тучное тело скатертью и при этом уморительно хрюкает.
— Лучше вы похрюкайте для нас в пещере в Гавличковых садах, — говорит пани Карешова.
— Нет, — важно отвечает пан Боусек, — там я буду изображать тигра.
— А как вы его изображаете? — любопытствует девица Брейхова.
— Вот так! — и он издает такой мощный рык, что все затыкают уши и смеются.
Ну и затейник этот пан Боусек!
— И будем за это с публики собирать… — добавляет Павлоусек, прослезившись от смеха и утирая глаза.
— В пользу отощавшего тигра, — острит Боусек и медленно поднимается с пола. — Ну что, пора бы уж и двигаться потихоньку в этот новый Риграк.
— Новый Риграк! — веселится пани Павлоускова. — И где это вы только такие сравнения откапываете?
— Да в себе самом, уважаемая, этот божий дар не продается, — он похлопал себя по животу. — Одному господь дает деньги, другого произведет на свет слепым или худым…
— А вы каким родились? — осведомляется пани Карешова.
— Лохматым, — и Боусек показывает на свою плешь.
— Господа, пойдем, что ли, наконец, в Гавличковы сады, — предлагает маляр.
— Пойдем, уж коли там мог бывать князь Виндишгрец и миллионер Гребе, то и нам грех не сходить, — мясник ухмыльнулся, — всем назло пойдем.
— Поменьше болтай, — и супруга шлепает его по лицу.
— Пошли, господа, — говорит Боусек. — Я ничего не забыл? Ага, деньги, спички, — ключ, живот — все при мне.
— Ой, не могу! — захлебывается от смеха девица Брейхова.
Веселая компания выходит в коридор и спускается вниз по лестнице.
— Высоко тут у вас, вот уж откуда загреметь было бы неохота, — задрав голову, орет пан Боусек и обращается к какой-то даме на улице:
— Целую ручку!
— Вы что, знакомы с ней?
— Не хватало еще с такой знакомиться! — смеется Боусек и в конце улицы повторяет свою «шутку».
— Без вас нам было бы скучно, — говорит ему девица Брейхова.
— Еще бы! — самоуверенно отвечает он и обращается к парнишке, который пускает по тротуару волчок: — Послушай, какого пола твоя штуковина — мужского или женского?
Коротка дорога, если веселье и смех спешат рядом.
На окраине Виноградов, ближе к Вршовицам, и расположились те самые удивительные Гавличковы сады — бывшее владение немца Гребе, который вложил высосанные из чешского народа деньги в свое блестящее начинание и создал на склоне Нусельской долины самый прелестный парк в Праге. Сотни тысяч истратил он на это дело, чтобы потом его виллу и роскошные сады арендовала княжеская чета Виндишгрецов, и наконец виноградский магистрат выкупил этот парк у их наследников и сделал общественным достоянием, дабы всяк желающий мог вдоволь надышаться чудесным воздухом, погулять здесь, где ароматы цветов, запахи хвои и лиственных деревьев в разнообразнейших его уголках как бы переносят посетителя в мир настоящей природы, прочь от городского шума в сельскую тишь, чтобы каждый налюбовался (какое же это в общем невыразительное слово: налюбовался) тем, что сильнее всего действует на душу: зеленью деревьев, изумрудной травой, короче, тем, что находит отзвук в сердцах истинных любителей природы, для которых лес — не сажени древесины, а луг — не центнеры сена.
Чтобы люди могли послушать пение птиц, посмотреть на скалы, пещеры, фонтаны и пруды, хоть и искусственные, но выполненные так умело, что повторяют капризы природы в мельчайших подробностях.
Перед входом стайками крутились ребятишки, которых без взрослых в парк не пускали на том основании, что нравы нашей золотой молодежи раз и навсегда были определены как грубые.
— Дяденька, возьмите меня с собой! Дяденька, меня проведите! Не берите Франту, меня возьмите, дяденька!
Сколько стонов и униженных просьб, и все только для того, чтобы проскочить через заветный вход, охраняемый строгим сторожем.
— Порадую ребят, — произнес пан Боусек, когда наша компания влилась в толпу прибывающей публики, толпу громадную, потому что по воскресеньям за вход брали по 20 геллеров в пользу неимущих подростков, — прихватим с собой ребятишек, чтобы они им тут все разорили, раз их по-хорошему не пускают.
— Дяденька, возьмите меня с собой!
— Проведите, дяденька!
— За мной, ребята, — позвал их пан Боусек, и трое мальчишек из стоявших поблизости с благовоспитанным видом двинулись следом.
— Эти с вами? — осведомился контролер при входе.
— А то как же! — с достоинством ответил пан Боусек под хихиканье своих спутников, и все проследовали в парк.
— Ну, ребятки, — скомандовал коммивояжер, — поломайте им тут что-нибудь, а сейчас — проваливайте.
Ребятня бросилась врассыпную, боязливо оглядываясь по сторонам, не видит ли сторож, что они без провожатых.
Обездоленные существа…
— В случае чего скажете, что потеряли папочку! — прокричал маляр им вдогонку.
— Ну и народищу, — заметил пан Кареш.
Они подошли к щиту с расписанием работы парка.
— Ме-сяц май, — прочла по складам Фанинка, — от шести ут-ра до девяти ве-че-ра.
— Вот и побудем тут до девяти, — сказал маляр.
— Глядите-ка, — обратилась ко всем Павлоускова, — какие тут у них шикарные скамейки с гнутыми спинками.
— Вот бы сейчас сюда постельку постелить… — добавил пан Кареш.