Собрание сочинений. том 7.

Однако содержание романа не свелось к этому. В соответствии с общим замыслом серии «Ругон-Маккары» автор уже в первом плане «Нана» наметил две стороны произведения: «результат наследственности» и «роковое влияние современной среды». Несмотря на крайности натурализма, которые создали роману скандальную известность и дали повод к его превратному истолкованию, социальные мотивы оказались сильнее. Золя далек от смакования эротики, неизбежной в романе из-за его темы; все элементы произведения подчинены обличительным целям. Проводя параллель между проституцией и «гораздо более опасным, узаконенным пороком», Золя пишет: «Общество рушится, когда замужняя женщина конкурирует с продажной девкой и когда какой-нибудь Мюффа позволяет своей жене бесчестить себя, пока сам он пятнает свою честь с какой-нибудь Нана» (Заметки к роману).

На первый взгляд сюжет «Нана» и образ главной героиня традиционны для французской литературы, которая, начиная с «Манон Леско» аббата Прево до произведений Бальзака и Гюго, до «Дамы с камелиями» А. Дюма-сына, дала целую серию образов жертвы классового общества — женщины, продающей себя за деньги. Сам Золя, опиравшийся в первую очередь на Бальзака, опасался сходства своего романа с «Кузиной Беттой» (действительно, в обоих романах имеются аналогичные образы и ситуации).

Однако роман Золя не только еще одна вариация уже известной темы; в образе Нана писателю удалось, стоя на иных литературных позициях, иными средствами создать новое обобщение, которое с большой художественной силой запечатлело типические черты его времени.

С одной стороны, Нана — это реальный и притом вполне самобытный характер, совершенно лишенный поэтически-сентиментального флера, которым окружили образ «надшей женщины» авторы драмы «Дама с камелиями» и оперы «Травиата», не сходивших в то время с парижской сцены.

«Как характер: славная девушка, это главное. Подчиняется своей натуре, но никогда не творит зло ради зла и легко поддается жалости. Птичий ум, голова всегда забита самыми нелепыми причудами. Завтрашнего дня не существует. Очень смешливая, очень веселая, суеверная, богобоязненная. Любит животных и своих родственников». В другом месте: «Не делать ее остроумной, это было бы ошибкой» (Рабочие заметки к роману).

С другой стороны, Нана — фигура почти аллегорическая, она воплощает то гниение, которое все больше охватывало общество буржуазной Франции во второй половине XIX века. Это обобщающее значение образа отметил еще Флобер, писавший автору романа: «Нана поднимается до мифа при всей своей реальности». На том же настаивал и сам Золя:

«Она становится силой природы, орудием разрушения». «Нана — это разложение, идущее снизу… которое потом поднимается с низов и разлагает, разрушает сами же правящие классы. Нана — золотая муха, зародившаяся на падали и заражающая впоследствии всех, кого она ужалит. Закопайте падаль! Это должно повторяться ясно и неоднократно в повествовании, в действии, самою Нана и другими.В этом высшая мораль книги» (Рабочие заметки к роману).

Вокруг Нана возникает широкая панорама заживо разлагающегося общества: полное отсутствие идеалов и принципов, безудержная погоня за низменными наслаждениями, бессмысленная алчность, душевная опустошенность. Коронованные особы, государственные сановники, потомки древних аристократических фамилий, финансисты, офицеры, порочные юнцы пресмыкаются у ног вульгарной публичной женщины, а она, со своим «птичьим умом», «царит над всеобщей глупостью». История Нана вырастает в сатиру на весь социальный и политический режим Второй империи с его глубоким нравственным упадком. Таков смысл аллегорического эпизода скачек на Лоншанском ипподроме, превратившихся в триумф Нана: и ей и выигравшей на скачках лошади, которая носит ее имя, аплодирует весь Париж и сама императрица.

Образ Нана многогранен, она одновременно и воплощение порочности общества Второй империи, и отрицание этого общества, — поднявшись с социального дна, из глубин нищеты и унижения, куда высшие классы ввергли поколения ее предков, Нана «бессознательно мстит за Купо» этим высшим классам (Заметки к роману); в окончательном тексте Золя называет Нана «мстительницей за мир ее породивший, мир голытьбы и отверженных». Кульминационным пунктом романа является сцена, в которой Нана, «упиваясь собственной непочтительностью к сильным мира сего», пинает ногами графа Мюффа, облаченного в придворный камергерский костюм; «пипки эти она от щедрого сердца адресовала всему Тюильри, величию императорского двора, державшегося всеобщим страхом и раболепством». И автор утверждает, что это «было справедливо, было хорошо».