Собрание сочинений. Том 6

В «Соединенном ландтаге» Ганземан был самым резким и циничным противником доверия, ибо «в денежных делах, господа, нет места сентиментам!» Но в министерстве Ганземан провозгласил неотложной задачей «восстановление нарушенного доверия», ибо — на этот раз он обращался к народу, как раньше к трону: «Господа! В денежных делах нет места сентиментам!» Раньше речь шла о доверии, которое дает деньги, теперь — о доверии, которое делает деньги; раньше — о феодальном доверии, о преисполненном покорности доверии к богу, королю и отечеству, теперь — о буржуазном доверии, доверии к предпринимательской деятельности, к способности капитала приносить проценты и к платежеспособности деловых людей, о коммерческом доверии. Речь идет не о вере, любви и надежде, а о кредите.

«Восстановление нарушенного доверия!» В этих словах Ганземан выразил навязчивую идею прусской буржуазии.

Кредит покоится на уверенности в том, что по-прежнему будет продолжаться эксплуатация наемного труда капиталом, пролетариата — буржуазией, мелкой буржуазии — крупной. Всякое политическое движение пролетариата, какого бы то ни было рода, хотя бы руководимое непосредственно буржуазией, колеблет поэтому доверие, кредит. «Восстановление нарушенного доверия» означало, таким образом, в устах Ганземапа следующее:

Подавление всякого политического движения в среде пролетариата и во всех слоях общества, интересы которых не совпадают прямо с интересами класса, полагающего, что он находится у кормила правления.

Ввиду этого рядом с «восстановлением нарушенного доверия» Ганземан поставил «укрепление государственной власти». Он ошибался только насчет природы этой «государственной власти». Он хотел укрепить государственную власть, которая служит кредиту, буржуазному доверию, а укрепил лишь государственную власть, которая требует доверия и в особо трудных случаях прибегает к картечи, ибо она не пользуется никаким кредитом. Он хотел сэкономить на издержках производства буржуазной власти, а вместо этого обременил буржуазию многими миллионами, которых стоила реставрация прусской феодальной власти.

В отношении рабочих Ганземан высказался весьма лаконично: он-де имеет для них в кармане панацею. Но раньше чем вынуть ее из кармана, нужно прежде всего восстановить «нарушенное доверие». Для того, чтобы восстановить доверие, рабочий класс должен положить конец своему увлечению политикой и вмешательству в государственные дела и вернуться к своему старому, привычному образу жизни. Если он последует этому совету и доверие будет восстановлено, то таинственная панацея во всяком случае окажется действенной уже по одному тому, что она будет больше не нужна и не применима, ибо ведь в этом случае будет устранена сама болезнь — нарушение буржуазного порядка. И к чему лекарство, когда нет никакой болезни? Если же народ будет упорствовать, — ну, что ж, тогда он «укрепит государственную власть», полицию, армию, суды, бюрократию, он натравит на народ своих медведей, ибо «доверие» превратится в «денежное дело», а «в денежных делах, господа, нет места сентиментам!»

Это может показаться Ганземану смешным — но программа его была честной программой, полной благих намерений.

Он хотел укрепить государственную власть не только против анархии, т. е. против народа, но и против реакции, т. е. против короны и феодальных интересов, поскольку последние попытались бы утвердиться в противовес золотому мешку и «необходимейшим», т. е. самым скромным политическим притязаниям буржуазии,

Министерство дела уже самим своим составом выражало протест против этой «реакции».

От всех прежних прусских министерств оно отличалось именно тем, что его настоящим министром-президентом был министр финансов. Сотни лет прусское государство тщательнейшим образом скрывало, что военное ведомство, внутренняя и внешняя политика, церковное и школьное ведомство и даже министерство двора, так же как вера, надежда и любовь, подчинены прозаическим финансам. Министерство дела поставило во главу угла эту неприятную буржуазную истину, сделав своим главой г-на Ганземана — человека, вся министерская программа которого, как и его оппозиционная программа, резюмировалась в словах:

«Господа! В денежных делах нет места сентиментам!»

Монархия в Пруссии превратилась в «денежное дело».

Перейдем теперь от программы министерства дела к его делам.