Собрание сочинений. Том 6

Г-н Фуррер — человек в расцвете лет, который может служить дополнением к Алкивиаду-Эшеру. Если последний представляет швейцарские Афины, то г-н Фуррер представляет Цюрих. Если Эшер напоминает профессора, то Фуррер скорее напоминает цехового мастера. Вместе они дают полное представление о Цюрихе.

Г-н Фуррер, конечно, человек, придерживающийся безусловного нейтралитета, и поэтому, почувствовав после речи Дюфура серьезную угрозу своей системе, он должен был прибегнуть к самым крайним мерам, чтобы обеспечить себе большинство. Хотя г-н Фуррер всего три дня тому назад стал президентом Союза, тем не менее он доказал, что не хуже Дюшателя и Ганземана умеет сводить дебаты к вопросу о доверии правительству. Он заявил, что Федеральный совет с нетерпением ожидает постановления Национального совета, ибо это постановление будет иметь своим последствием решающий поворот во всей политике Швейцарии и т. д. Несколько разукрасив эту сарtatio benevolentiae {попытку завоевать благосклонность (риторический прием). Ред.}, on постепенно перешел к изложению своей точки зрения и точки зрения большинства Федерального совета по этому вопросу, а именно, что политика нейтралитета должна оставаться незыблемой и что мнение большинства комиссии является также мнением большинства Федерального совета. Все это он произнес с таким торжественным достоинством и с такой настойчивостью, что вопрос о доверии правительству так и сквозил в каждом слове его речи. Здесь необходимо напомнить, что в Швейцарии исполнительная власть не является самостоятельной силой наряду с законодательной властью, как в конституционной монархии или но новой французской конституции; она является лишь выразительницей и орудием законодательной власти. Следует иметь в виду, что здесь вовсе не существует такого обычая, чтобы исполнительная власть подавала в отставку, если решение законодательного собрания расходится с се намерениями; наоборот, она обычно самым послушным образом выполняет это решение и ждет лучших времен. А так как исполнительная власть также представляет собой выборный совет, в среде которого также существуют различные оттенки, то не имеет особенного значения, если меньшинство в исполнительном совете получает по некоторым вопросам большинство в законодательном совете. А тут, по меньшей мере, два члена Федерального совета, Дрюэ и Франсини, были за Пьода и против Фуррера; следовательно, эта апелляция Фуррера к собранию была с точки зрения швейцарских обычаев и взглядов совершенно непарламептарной. Но не все ли равно! Веский голос г-на президента Союза снова придал храбрости рыцарям мелких кантонов, и когда он вернулся на свое место, раздалось даже, впрочем, быстро затихшее «браво» и требование прекратить прения.

Однако старый Штейгер был настолько справедлив, что дал предварительно слово г-ну Пьода, как докладчику меньшинства. Пьода говорил с тем же спокойствием и корректностью, как и раньше. Он еще раз опроверг все обвинения, подведя краткий итог прениям. Он с большой теплотой защищал своего друга Лувини, которого его пылкое красноречив, может быть, увлекло несколько далеко, но который, и этого никогда не следует забывать, сохранил свой кантон для Швейцарии. В заключение он коснулся Айроло и высказал свое сожаление по поводу того, что это слово было здесь упомянуто, и притом упомянуто той стороной, от которой он меньше всего этого ожидал.

«Мы действительно потерпели поражение при Айроло», — сказал он. — «Но как это произошло? Мы были одни, на наш маленький, малонаселенный кантон набросились всеми силами старые кантоны и Валлис, которые, несмотря на наше храброе сопротивление, подавили нас. Мы действительно были разбиты. Но вам ли» (обращаясь к Михелю) «упрекать нас в этом? Вы, господа, вы виновны в том, что мы были разбиты; вы должны были быть в Оберальпе и ударить с фланга на войска Зондербунда, и именно вы не пришли туда, именно вы оставили нас на произвол судьбы, и поэтому мы были разбиты. Да, вы пришли, господа, но тогда, когда было уже слишком поздно, когда все уже было кончено, — тогда, наконец, вы пришли!»

Полковник Михель вскочил разъяренный, красный как рак и заявил, что все это ложь и клевета. Призванный к порядку негодующими возгласами и звонком председателя, он продолжал более спокойно. Ему, мол, ничего не известно о том, что он должен был быть в Оберальпе. Он знает только, что, получив приказ, он первым пришел на помощь тессинцам.

Пьода отвечал ему так же спокойно, как и раньше: у него, мол, и в мыслях не было обвинить лично г-на Михеля; он говорил лишь о граубюнденцах вообще, а то, что они должны были поддержать тессинцев со стороны Оберальпа — это ведь неопровержимый факт. Если г-ну Михелю это неизвестно, то это легко объясняется тем, что он в то время командовал только батальоном, и, следовательно, общие планы похода могли быть ему неизвестны.