Собрание сочинений (Том 4)

Недавно отец сказал ему: "Мне, сынок, некогда, я буду делать другую работу, а ты подключи свет в землянку". Землянка у нас в стороне от дома, и на лето мы свет отключаем. Витя замялся: "Папа, да я не смогу". Володя поглядел на него и сказал: "Не поверю, смотри-ка, дите какое, подключить свет не можешь, а еще в десятом классе учишься. Я буду недалеко, если что, спросишь". И ушел. А через некоторое время муж говорит мне: "Погляди-ка, мать, как наш сын свет подключил". - "Сам?" - "Сам!" - "Ну и Витя!" А Витя передернул плечом, чего, мол, там, буркнул что-то себе под нос, отвернулся, а сам улыбается".

Неприметные на первый взгляд, очень простые детали обыкновенной жизни описала мать.

Но эти детали полны тепла и большого педагогического смысла.

Мне кажется, семейная обстановка в семье Валентины Саутер идеальная.

В труде, в общих интересах всех членов семьи - взрослых и юных, в общих горестях, коли они выпадают, формируется личность растущего человека.

Не прост, не однозначен этот процесс. Права мать, когда пишет: "Видно, дети состоят из сплошных загадок, решать которые придется нам всю жизнь".

Впрочем, эта женщина, мне кажется, получила уже главные ответы на главные вопросы. "Добрая у нас семья, дружная, уважительно относимся друг к другу. Вот недавно Юра, это младший, подходит и говорит:

- Мама, у каждого человека есть две матери.

- Да, - подтвердила я, - та мать, что жизнь дала, и та мать, что воспитала, - Родина.

- Мама, у тебя тоже две матери?

- Да, сынок, две. Первую мать, что жизнь дала мне, называют Устинья, а вторую, что воспитала меня, называют Россия".

Каждый, конечно, воспитывает по-своему, своими, пришедшими в сердце и в ум словами, но слова, которые легли на душу этой матери, мне думается, упали не на голые камни, а на благородную, взлелеянную ею почву.

Высокие слова, по моему разумению, должны говорить своим детям все родители, и тут дело только в том, услышат или нет эти слова их дети. Услышат, коли высокие слова - не демагогия, не воспитательная мера, но вывод из дел, не абстрактных, не чьих-то, а твоих родительских.

И худо, когда взывает родитель к слуху и совести, но уши у отрока остаются закрытыми, совесть на запоре. Почему? Да потому, что слова родителя не поддержаны его добром, его душой, его болью.

Я уже писал: педагогическая интуиция - вопрос не образования, а души и сердца.

В семье Валентины Саутер, по моему разумению, душа и сердце у родителей в согласии, потому и жизнь устроилась достойная.

Мог бы отец Володя и сам свет в землянку провести, но преодолел упрямство сына, и оказалось, что упрямство это, первое сопротивление просто неуверенность. Помог отец сыну неуверенность эту преодолеть, помог хоть в малом, а самоутвердиться.

А вот учительница Лены, человек со специальным образованием, до такого уровня педагогики еще не добралась, попытки творить в школьных сочинениях объявила "галиматьей", посеяла в девочке неуверенность в себе, разочарованность.

Казалось бы, какая связь между обидным словом "галиматья" и мелкими магазинными и дачными кражами, которые совершала Лена вместе со своей "компашкой"? Пока что наша система общественного порицания подобную связь не стремится установить. Но связь тут прямая. Вина учителя серьезна и тяжела.

К сожалению, мы списываем подобную вину со счетов не только равнодушных или недалеких родителей, но и образованных, грамотных педагогически учителей.

Как обвинишь учителя, если у него сорок душ и каждое слово упомнить невозможно? Пока вроде невозможно.

Но я надеюсь, когда-нибудь в педагогических институтах и на августовских совещаниях учителей начинать разговор будут именно с этого.

Со слова учителя. С того, как может возвысить юную личность слово учительского доверия. Как может ранить неосторожно брошенная обида.

Врачи, как известно, кончая институт, приносят клятву Гиппократа, суть которой состоит в том, что врач обязуется использовать свои знания не во вред больному, а только в помощь ему. Не мешало бы и учителю давать клятву в том, что свои знания он обязан соотносить со своим словом, обращенным к ребенку, отроку, юноше.

Слово и ранит, и лечит. И ранящее слово неумелого учителя должно быть признано ответственным за последующее.

Последующее у Лены - подвал. Дачные и магазинные кражи. Моральная опустошенность. Неуверенность, которая выражалась даже внешне - в неопрятности. Учительница, признавшая галиматьей ее исповеди, не увидела это. Безучастны были и родители.

Лену встряхнуло счастье. Она влюбилась. Она нашла в себе силы первой обратиться к отцу. Она повернула вспять раскрутившийся тяжелый маховик.

И здесь кроется то важное, очень важное, что пока следует признать нетипичным. Речь пойдет об ответственности подростков за самих себя.

Мы упрекали - и по справедливости - родителей Лены, ее учителей. Теперь - тоже по справедливости - мы должны крепко поддержать Лену. Ибо дело в том, что, апеллируя к родителям, школе, общественности, нельзя миновать самих ребят. Ведь они существа одушевленные. Разумные. Мыслящие.