Собрание сочинений. Том 4

Цитата из Джона Донна, взятая Хемингуэем для его знаменитого романа «По ком звонит колокол», все чаще и чаще приходит нам на память после стольких трагедий двадцатого века, как будто бы соединенных, как звенья, в одну нескончаемую цепь. Сейчас много спорят о проекте памятника на Поклонной горе. Я не специалист, но из всех памятников, посвященных погибшим в Великой Отечественной, мне нравится Хатынский комплекс своей суровой скупой печалью, где колокола на печных трубах пепелища сами позванивают от ветра, осторожно прикасающегося к ним. Чернобыльские колокола звонят далеко – их эхо донеслось за моря-океаны и в большинстве человеческих сердец вызвало не политическое злорадство, а тягостные раздумья о взаимосвязанности всех человеческих судеб под знаком атомной угрозы. Колокола Чернобыля звонят не только по тем, кто погиб в результате этой катастрофы, не только по тем, кто может погибнуть завтра или послезавтра от ее прямых и косвенных последствий, но и по тем, кто может никогда не появиться на свет, ибо света не будет.

«Авария в Чернобыле еще раз высветила, какая бездна разверзнется, если на человечество обрушится ядерная война… Мы понимаем: это еще один удар колокола, еще одно грозное предостережение…» – эти слова были сказаны точно, и сами стали еще одним ударом колокола.

Факты сейчас высыпаются буквально ворохами, грудами на страницы нашей печати, а вот обобщающих мыслей маловато. Какая же главная мысль напрашивается? Мысль о том, что преступление, в результате которого гибнут люди, может быть нечаянным, невольным, частью будничной деловой текучки, частью самого искреннего старания помочь так называемому «производственному процессу», его ускорению. Страшновато слышать спокойный, усталый комментарий работника станции Голубева: «Во всей этой истории обидно то, что в общем-то звоночки эти были уже раньше. Выпускались решения… бумаги писались, но ни черта не было сделано, совершенно. И мы в конце концов пришли уже к серьезному делу, а пришли с голыми руками, и все уже пришлось в процессе работы здесь прямо выдумывать, что-то изобретать…»

О, нечаянная мать стольких преступлений – беспечность! «Выпускались решения, бумаги писались…» Мы с вами, особенно в последнее время, громогласно обвиняем тех бюрократов, которые «решения», «бумаги» ставят выше человека. Но давайте задумаемся о том, почему же тогда эти решения все-таки не выполняются, а «бумаги» остаются бумагами. Да потому что бюрократ, ставящий «бумагу» выше человека, и саму «бумагу» ни во что не ставит. Такой бюрократ вообще ничто ни во что не ставит, кроме самого себя. Но сам себя он в то же время эгоистом не считает, ибо он в собственных глазах – воплощение государства, и все свои амбиции, своеволие, эгоизм маскирует под интерес и волю государства. Вот тут-то и лежит начало нечаянных преступлений.

Люди, которые, несмотря на запрет, все-таки ловят в отравленной реке рыбу – разносчицу радиоактивности, – разве это не пример беспечности, которую ничто и никто не могут вынуть из преступно бездумных голов.

Выдающийся гематолог А. И. Воробьев говорит так: «Думаю, что на этой аварии закончится средневековое мышление человечества. Вывод должен быть сделан однозначный: не только ядерная война, но война между ядерными державами становится нереальной. Человечество должно покинуть средневековую психологию навязывания своей воли с помощью кулака. И ничего другого для нас не остается, потому что, если мы разбомбим только атомные электростанции просто боеголовками без ядерных зарядов, и только в Советском Союзе, – Европы не будет, не будет Северной Африки…»