Идиоты! Никакого фокуса не было, часы были разбиты по-настоящему. Но весь фокус в том, что прежде преобразователь повторил эти часы до молекулы с поправкой на фактор времени.
Так называемый фокусник махнул рукой за кулисы – на сцену выкатили ящик, в который легла его прелестная ассистентка. Маг показал публике одноручную пилу, которой и распилил ящик пополам. Затем он истыкал ящик шпагами – и потекла темная кровь. Кровь испачкала пол, шпаги, полу узорного халата фокусника.
– Острия шпаг убираются, сам видел, – не мог успокоиться кто-то сзади.
– Сейчас она появится, ноги поджала – и все, – разоблачал какой-то идиот.
Действительно, из темноты выбежала улыбающаяся ассистентка – вуаля! Зал ахнул. Нервы мои не выдержали.
Одним прыжком я выскочил на эстраду.
– Неужели вы не видите, – кричал я, обращаясь к публике, умоляюще прижимая руки к груди. – Он же ее убил! Разрезал на куски! Это же кровь! Кровь!
– Видим, видим! Не обманешь, – загалдели из зала – засмеялись.
– У вас на глазах совершается убийство!.. Где милиция? Надо вызвать, телефон…
– Во дает! – восхитился кто-то.
С отчаянья, что слова у меня путаются, что выгляжу каким-то клоуном, что мне никто не верит, я обратился к фокуснику:
– Ну скажите же им, что это другая, что она – из шкафа, что это оболочка, что оболочка у вас вообще не имеет значения…
Фокусник с интересом посмотрел на меня:
– Вы не шутите?
– Я знаю, знаю…
– Вы знаете, что такое оболочка и что такое сущность, – почти утвердительно сказал он, правильно выговаривая слова, как говорят иностранцы.
– Нет, я не знаю, откуда вы – из космоса или вообще из другой реальности, но я бывал там – не знаю как – в астральных полетах по ночам – или еще как-нибудь…
– Ах, в астральных полетах, – понимающе кивнул он, будто это что-то значит.
Публика притихла.
– Да у вас там все не по-человечески! – разгорячась, кричал я. – Оболочки получают со склада в брачный период, во время «великих перемен», носят их как одежду. Если оболочка лопнет, сущность невредима. И надевают другую оболочку из плоти и крови. Вот ваши все фокусы! Вы же показываете здесь спектакль для своих. Мы, дураки, удивляемся, а у вас смотрят в дырочку и хихикают, может быть.
– Не в дырочку, молодой человек, а в сопереживатель, – спокойно поправил он.
– Ну пусть в сопереживатель, это еще паскуднее! Вам просто нравится обман, убийство, кровь! Это противоестественно! Это садизм!
Глаза у фокусника вдруг стали совсем круглыми и человеческими:
– Садизм? Противоестественно? – он подбежал ко мне и стал в волнении размахивать руками. – А то, что вы собираетесь толпами, это не противоестественно? Вы задеваете друг друга оболочками на улицах, в метро, в помещениях. По ночам вы лезете друг на друга и третесь друг с другом, как куски мыла. Разве это не садизм? Мы смотрим на вас с интересом и ужасом. Вы все время нарушаете наш Закон. Мы смотрим на вашу кошмарную кучность, вы – как это у вас называется – все, как живая лапша (ну, это уже чересчур!), и, ужас, у вас, видимо, нет сущностей, если оболочка нарушена, сущность куда-то исчезает. И вообще, вас так много, вам так тесно, вы все так возбуждены, так противоречите друг другу – вы же критическая масса! Вы вот-вот аннигилируете!..
– Да перестаньте вы перед моим носом кулаками махать! – я раздраженно схватил фокусника за руку и – ничего не ощутил.
Блеснула ослепительная молния – в воздухе разнесся запах озона. В моей руке осталась обгорелая манжета с запонкой-звездочкой. Я ошеломленно смотрел на нее.
– Вот это фокус! – восторженно взвизгнул доброхот.
Зал разразился аплодисментами. Затем аплодисменты перешли в овацию. Публика ритмически била в ладоши:
– Бра-во! Бра-во! Пов-тор! Пов-тор!
Но ничего повторить мы уже не могли.
ЧЕЛОВЕК СО СПИНЫ
Он всегда уходил. Потом выяснилось, мы жили с ним на одной лестнице, вернее, вокруг одного лифта, дом-то двадцатидвухэтажный. Но почему, когда я выходил из подъезда или возвращался с работы, всегда видел впереди его спину, чаще в плаще, в пиджаке. Плащ был светло-серый, пиджак – в мелкую клеточку.
Так я и запомнил его со спины. Это была выразительная, о многом говорящая спина, если можно так сказать. Например, в толпе я сразу ее узнавал. Широкая, плотная, сутуловатая, она нависала над ее носителем. Она требовала к себе уважения. Пробиваясь в очереди, устремившейся в двери троллейбуса, она так энергично работала локтями и лопатками! Все невольно сторонились. Эта спина была камешком, который нелегко было расколоть. Над чем она склонялась там на работе, не знаю, но мерещились какие-то планы, линии, стрелки, кружки.
Спина была довольно молода, иногда носила рюкзачок, но было заметно, эту спину ждало определенное будущее. Темный, накоротко стриженный затылок был как перец с солью. Время поджимало. Вот почему она была так целенаправленна – моя спина.