Собрание сочинений. Том 2

«Очисти снег!» — кричат. Прибуксовало кузов.
Снег — бал.
Традиционно русская закуска!
Снэк-бар.
Но кто очистит снег от наших безобразий?
Есть разве
ему химчистка?
Как бьется белое сердчишко!
И не понять слова гуляк:
«Гуд лак»?
или «Гулаг»?
За бывшей дачею генсека
лишь гены неба.
Наш мотель.
И агностического снега
непоправимая метель!
Очисти душу, снег, немедленно, сегодня.
Овчинку — изнутри.
Послушайся поэта старомордого —
под «дворник» брось снежку.
И видимость протри.
Очисть, Господен снег, гриппозные апчихи
вкруг женщины,
не любящей аптек.
Чтоб было чем дышать,
страну и жизнь очисти,
очисти,
снег!
1994

* * *

Хозяйка квартиры:
«На них были маски и черные презервативы».
1993

Мумии мысли

На каменьях волна, отжавшись,
откувыркивается назад.
Длинноногие иглы аджарские
на набережных лежат.
Вы сосновые иглы видели
сантиметров в тридцать длины?
Словно рихтеровские измерители
сверху сцепкой соединены.
Парно сжавшись, летят в наш мизер
силуэты Ромео-Джульетт.
Золотые мумии мысли
опускаются на парапет.
Словно кто-то иносказательно
меж кровавых земных начал
золотым мелком указатели
в темном воздухе написал.
Бродит женщина в Кобулети,
в угасающий входит свет,
собирает тысячелетья,
эти иглы в сухой букет.
Меж кошачьих глаз малахитовых,
меж империй, летящих в мрак,
монархических анархистов,
захвативших партособняк.
Длинноногие сосен дети!
И в скользящем свету гора.
И вельветовы Кобулети,
как поддетая кобура.
«Ты зачем собираешь иглы?» —
я спросить ее подошел.
И ее спортивные икры
напряглись сквозь черный подол.
«Я сплетаю из них корзинки
под печенье и под цукат».
И добавила по-грузински,
указывая на закат.
Жизни смысл летит по касательной!
С неба падают в страшный век
непонятные указатели —
золотые, головкой вверх.
1993

* * *

Когда человек умирает,
его на родину тянет.
Когда умирает родина —
вдали или где-то рядом —
в нас ауры
умирают.
1994

Демгородок

Дорог тем, что помог,
Академгородок.
Через времени ток
лечу вспять, на Восток.
Моих тем городок —
яко демГеродот.
Я не демонобог,
не геройский совок,
но хранишь, городок,
дребедень тайных строк.
Вдруг тебя больше нет?
И куда я приду —
в академтемноту
или в академсвет?
Пас тебя особист,
за кордон чтоб не сбег.
Спас ты, Новосибирск.
Укатил колобок.
Но под сердцем свербит
молодой холодок,
слыша — «Новосибирск»,
«Академгородок»...
Почему сквозь наш быт
и подъезды с мочой,
молодея, звучит
Амадея смычок?
Тянет в тот городок,
не пойму почему.
Или я — парадокс —
был свободней в плену?
1992

Звезда по имени поэта