Собрание сочинений. Том 2

Как страна моя, я в долгах.
Придуряюсь. Кажусь беспечным.
Одеваюсь, как вертопрах
золотого обеспеченья.
Я — в кусках, как и вся страна.
Мои области расползаются.
И душа моя раздана
кому-то на трансплантацию.
Я поставлю свечу за них,
кто живет, за деньгу удавится.
Ведь художник всегда должник,
одновременно — заимодавец.
Заяц ссудит мне до зимы
свою сброшенную шкуру.
На подвал наворую тьмы,
твоим светом наштукатурю.
Жизнь дается нам всем взаймы.
Не признаемся, что горим.
Кто нуждается — мы подсобим.
Если мне так, то как же им,
существуя на пару сотен?
Выйдешь летом — ну что за look!
Как растет в цене многократно
росный ландышевый луг,
не разменянный на караты!
Выпал снег. Горше пик картежных
скачут женщины, как грачи,
чтоб невырытые картошки
откопать, сохранив гроши.
Смотрит в русском долготерпенье
череда ракит на лугу.
Перед ними в долгу теперь я?!
Что за чушь! Но заснуть не смогу —
снится ландышевый мне лоб
бабки в стираном сарафане —
не имея денег на гроб,
похоронена в целлофане.
ХОР:
Шли мы из Епифании —
выпивали — тропой зарастающей.
Навстречу Он:
«Неправильным курсом идете, товарищи!
Один рубль идет по курсу «один к тридцати» (для купли).
Деревья разевали дуплы.
Кеннет Старр приделывал к каждому дуплу по капканчику.
ПАРТИЯ ПИЛАТА № 6:
Мы, как «Орбит», живем без сахара.
Пересядь на телегу с «Опеля».
Вымыть руки и душу затраханную —
дайте мыльную оперу!
ПАРТИЯ ВАРАВВЫ:
Ну и нравы...
Кота в холодильнике трупик найду
и пару сосисок в холодном поту.
Вы не правы.
ИУДА:
После Брежнева, скажу я,
явный кризис поцелуя.
МАГДАЛИНА:
Жду, накрасясь. Клиент слинял.
Жуткий Крайзис. Супер Стар.
С Большим театром я завязал. По экономическим причинам. Перешел на червонцы.
Но почему посредине нашей десятирублевки напечатано крупно «КРАСНОЯРСК»? И башенка местного Кремля, и плотина Красноярской ГЭС?
Может быть, красноярский рубль уже отделился от москов-ского? И Красноярская Республика имеет свою армию, валюту, свой язык?
Но что обозначает на их языке «десять рублей»? Я шел, насвистывая мелодию из «Жуткий Крайзис». Вдруг штаны мои промокли. Внезапно из плотины ГЭС пустили воду.
Ты меня высушивала и утешала.
«МЕНЯЮ КООПЕРАТИВНУЮ КУПЮРУ
«ОТ КУТЮР», В ЦЕНТРЕ, НА ЗЕЛЕНУЮ
В КУРСКОЙ ОБЛАСТИ ПО ЛЮБОМУ КУРСУ.
ВОЗМОЖНА АНТРЕСОЛЬ».
В городе появилась соль.
Все плакали. Ресницы заиндевели. Начались морозы. По радио гоняли песню «Ассольвейг».
Шел крепкий посол Прибалтики. В банках и бочках.
«Да посоль ты...»
«Соль — соль — соль — соль», — играли скрипочки.
Все концерты были сольные.
Некоторые — малосольные.
Но что бы они ни играли, они всегда играли мелодию из «Жуткий Крайзис Купюр».
Эмиссия листопада
чеканки лавры Печерской.
Эмиссия чистогана
небесного обеспеченья...
Действительность неподсудна.
Я жизнь не переабсурдил.
(Я сам, написав рок-оперу,
от ужаса посинел).
Вяжите, зовите опера!
Я — главный эмиссионер.
Печатаемые строки
тебе не принадлежат.
Повсюду знак: «Осторожно!
Эмиссия. Листопад».