Собрание сочинений. Том 2

— Мы и без вас тут, Петр Илларионыч, — продолжал Бережной, — вечером, бывает, надоест в шашки играть, заводим разговор о том, как сделать, чтоб колхозам больше было пользы от нашей работы. Полежали бы вы с нами тут на нарах ночку-две, чего-чего только не наслушались бы!.. Мы вчера вот о чем говорили. Надо бы как-то так сделать, чтоб МТС и за фактический урожай отвечала. За тот урожай, что в амбар попал. Ведь у нас в руках — вся техника. Не то время, когда на коровах пахали. На восемьдесят процентов полевые работы механизировали. Значит, теперь больше мы должны отвечать за колхозный урожай! А как у нас делается? Определяют урожайность на корню. Как его называют, «биологический» урожай. Отсюда и все расчеты с колхозами по натуроплате. Учли на корню четырнадцать центнеров. Неплохая пшеница. Стали убирать. Убираем опять же мы, трактористы, комбайнеры. Убрали, скажем, плохо, с потерями. Упустили сухую погоду, пошли дожди, хлеб полег — чисто уже не уберешь. Из четырнадцати попало в амбар только десять центнеров. Но группа урожайности та же, никаких поправок. А устанавливают эти группы по тем данным, что инспектора по определению урожайности представляют. Ничем больше эти инспектора не занимаются. Ни зябь, ни осенний сев, ни зимовка скота — ничто их не интересует. Какой будет в следующем году урожай — опять же их не касается. И наказывают их за ошибки только в одну сторону: если занизят группу. А если завысят так, что хоть и уберем мы хорошо, без потерь, а все же у колхоза после хлебопоставок концы с концами не сойдутся — за это не наказывают.

— Ну, если на то пошло! — вторично и окончательно проснувшись, встал Глотов. — Если мне и за амбарный урожай отвечать!.. Это арифметика, что ты тут подсчитывал, Бережной: восемьдесят процентов механизации, стало быть, мы на восемьдесят процентов и за урожай отвечаем, — это филькина грамота! Что ж, по-твоему, у колхоза только двадцать процентов ответственности остается? А ты знаешь поговорку, что ложкой дегтя можно испортить бочку меда? То-то же!.. Как бы мы хорошо ни вспахали, ни засеяли, а если поле не унавожено — в нашей местности, по нашим тощим почвам урожая с этого поля не жди! А кто должен навоз возить? Колхоз. А минеральные удобрения? А подкормки? А на свекле сколько еще осталось ручного труда?.. Согласен отвечать за все: и за «биологический» урожай и за фактический. Но в таком случае — дайте мне широкие права!

— Какие — широкие права? — усмехнулся Мартынов. — В холодную сажать председателей колхозов, если не вывезут навоз?

— Нет, ты, Петр Илларионыч, не смейся. Поставь себя на мое место!

— На твоем месте, Иван Трофимыч, — сказал Мартынов, — я бы так поступил. Выработали вместе с правлением колхоза агропроизводственный план на год. Я, директор МТС, обязуюсь сделать то-то и то-то, в такие-то сроки. И сделаю, если я коммунист. Но и тебе, товарищ председатель, спуску не дам! И ты выполняй свои обязательства — точка в точку!..

— Опять Америку открываешь! — развел руками Глотов. — Есть такой договор. Называется типовой договор МТС с колхозом. В первых строках написано: договор имеет силу закона.

— Силу закона… Это значит, при нарушениях составляй по каждому пункту акт — и в суд? Где искать директора МТС, председателей колхозов? Да в суде, судятся… Нет, слышишь, что ребята говорят? К этому договору чего-то не хватает. Такого, чтобы очень заинтересовало всех вас в высоком урожае. И тебя и председателя колхоза. Так заинтересовало, чтобы некогда было вам жалобы друг на друга прокурору строчить. Потрачу полдня на жалобу, а за это время много потеряю!..

Метель утихла. Решили ехать дальше в село — ближе на несколько километров к райцентру.

Дед Ступаков сказал на прощанье Мартынову:

— Хоть ночь не поспали, зато время неплохо провели. В прошлом году у нас в колхозе за зиму двадцать лекторов перебывало. И всё рассказывали нам: из чего произошла земля, да как началась жизнь на земле… А вот как сделать, чтоб порядку было больше на земле — ни с кем так, как с вами, на эту тему не поговорили!..

— Скажите нам, Петр Илларионыч, если это не секрет, — спросил Василий Шатохин, — за что Борзова сняли?

— А вы же читали в газете, — ответил Мартынов, надевая тулуп.

— Да в газете-то было вкратце написано: за зажим критики.

— За зажим критики.

— Мы тут слышали такое: выступил один коммунист на партактиве против него, а Борзов на другой день будто звонит в милицию: «Нет ли у вас какого-нибудь хоть паршивенького дела на него? Если нет, то заведите!»

— Был такой случай.

— Ишь ты, как зарвался человек!..

— Значит, если бы не дошел он до такого безобразия, может, и до сих пор секретарствовал у нас? — сказал Шатохин. — Не за то сняли, что неправильно районом руководил?

— Плохо, что вот так у нас бывает, — сказал Григорьев, — когда уж совсем до какой-то невыносимой подлости дойдет ответственный работник — тогда только снимают его. А может, он вообще не годился в руководители, не теми методами действовал, народа чуждался, не думал, как сделать, чтоб народу было лучше, о своей лишь шкуре думал?..