Собрание сочинений (Том 2)

Всколыхнулась деревня Копытовка. Гудит что улей в час медоноса. Словно в похмелье мужицкие души. От светлой радости бабы ревут навзрыд:

- Земелька, землица...

- Земелька, землица...

- Неужто декрет?..

Приехал в село агитатор.

- Товарищи! Граждане! - поднял в руке бумагу. - Вот он, земельный декрет. Принят на съезде солдат и рабочих. По докладу Ульянова-Ленина. В два часа ночи, двадцать шестого сего октября. Землю - крестьянам, громыхает оратор. - Конец Перегудовым. Да здравствует наша Советская власть!

- Ура! - кричат мужики, веря не веря в свершённое чудо.

Выйди на холм. Посмотри налево, направо. Повернись на все на четыре стороны. Лежит вековая кормилица. Смотрит вздыбленной зябью. Дышит привольным паром.

Чья же это земля?

Это - Саврасовых, это - Нееловых, это - Непитовых. А это Оглоблиных, Кожиных, Вяловых. А там, за бугром, - Горевых, Стоновых, Сажиных, Зоревых... По всей необъятной России стала в народных руках земля.

КАК ВАСЯТКА ОТЦА УВИДЕЛ

Заждался отца Васятка. Далеко у Васятки отец - на войне, на германском фронте.

- Мам, а мам, - пристаёт мальчик к матери. - А что он там делает?

- Воюет, Васятка, - ответит мать.

Что же ответить сыну? Мал, глуп ведь ещё Васятка.

Разве поймёт, что это капиталисты и помещики погнали отца на войну. Хотят захватить они новые земли. Вот и воюет для них отец.

Ждёт не дождётся отца Васятка.

И тот всё время о сыне думает. О доме своём, о жене, о далёкой родной Ракитовке.

Четвёртый год, как идёт война. Большая война. Мировой называется. Сражаются русские, немцы, французы. Другие народы бьются. Льётся потоком солдатская кровь.

Капиталисты и помещики русские гонят русских солдат на немцев. Богатеи немецкие гонят немецких солдат на русских. Идут друг на друга англичане, австрийцы, венгры, французы.

Солнце палит, грязь, непогода.

- В атаку! В атаку! В атаку!

Нет надежды на мир солдату.

Окопы, окопы, окопы. Горы убитых. Всё больше и больше на свете сирот.

Герасим Ракитов, отец Васятки, четырежды ранен, дважды контужен, шрам от штыка на лице. Нелёгкая участь солдата. Вздыхают в окопах солдаты:

- Увидим ли дом родной?!

"Доживу ли, увижу ль Васятку?" - думает с болью отец.

И вдруг как вспых среди ночи:

- В Питере власть у рабочих!

- Штурмом захвачен Зимний дворец!

- Мир. Мир. Мир. Всем народам и землям мир!

Это принят Советской властью знаменитый Декрет о мире.

Катит, катит, бежит эшелон. Паровоз то гуднёт, то утихнет, то сажей задышит, то паром отплюнется. Колёса на рельсах стук-перестук. Вагоны гуськом, вперевалку.

Едет, едет солдат Ракитов с фронта домой, едет в деревню свою, в Ракитовку.

Вот и родимый край. Вышел солдат из вагона.

Идёт он от станции к дому. Дорога то вверх, то вниз, то балкой, то кручей, то ровным полем.

Поклонился солдат земле:

- Здравствуй, родимое поле!

Вот лес вековой на пути. Застыли сосны и ели. В богатырский обхват дубы.

- Здравствуй, батюшка лес!

Вот речка бежит Песчанка. Гладит берег прозрачной водой.

- Здравствуй, поилица-речка!

А вот и деревня сама Ракитовка.

- Здравствуй, Ракитовка! - скинул шапку свою солдат.

Пас Васятка козу у крайних домов за околицей. Видит - идёт человек. "Кто бы такой?" - подумал.

- Васятка! Васятка! - кричит солдат.

Всмотрелся мальчонка зорчее.

- Тятька, тятенька!.. - заголосил.

Помчался Васятка к отцу навстречу.

- Признал, признал... - Слёз не сдержал Ракитов.

Идёт он по отчему краю. По родимой своей Ракитовке. На руках Васятку несёт.

И солнце светит ему. И небо ему улыбается. Всё для него: и мир, и земля, и Советская власть.

- Здравствуй, здравствуй, родимый край!

- Здравствуй, солдат Ракитов!

ШКУРИН И ХАПУРИН

Жили-были Шкурин и Хапурин. У каждого по заводу. У Шкурина гвоздильный. У Хапурина - мыловаренный. Друзьями они считались. Оба богатые. Оба жадные. Оба на чужое добро завидущие.

Вот и казалось всё время Шкурину, что доход у Хапурина с мыла куда больше, чем у него, у Шкурина, с гвоздей. А Хапурину казалось, что доход больше у Шкурина.

- Эх, кабы мне да шкуринские гвозди... - вздыхал Хапурин.

- Эх, если бы мне да хапуринское мыло... - мечтал Шкурин.

Встретятся они, заведут разговор.

- К тебе, Сил Силыч, - начнёт Шкурин, - денежки с мыла золотым дождём сыплются.

- Не говори, не говори, - ответит Хапурин. - Это у тебя, Тит Титыч, от гвоздей мошна раздувается.

Разъедает их зависть друг к другу - хоть бери и меняйся заводами. Начнут они говорить про обмен. На словах - да, на деле - пугаются!

А вдруг прогадаешь!

Пока они думали и решали, наступил 1917 год.

Стали земля, фабрики и заводы переходить в руки трудового народа.

Забегали Шкурин и Хапурин:

- Ох, ох!

- Ах, ах!

Чувствуют, что скоро очередь и до них дойдёт. Только вот не знают, какой завод будут раньше национализировать. Хапурину кажется, что его мыловаренный. Шкурину, что его - гвоздильный.

Сидят они, мучаются, гадают. И снова мысль об обмене приходит в голову и одному и другому. И снова боязно, страшно.

- Ой, обманет меня Хапурин!

- Перехитрит, разорит меня Шкурин.