Как-то Лёшка привёз седока в Брюсовский переулок. Приехавший расплатился и исчез в воротах высокого дома. А Лёшка поудобнее устроился на козлах, достал краюху хлеба и стал жевать. И вдруг из-под ворот выкатился мячик. Он угодил под пролётку и остановился у ног Буланчика. И в ту же минуту, весело смеясь и держась за руки, выскочили на улицу мальчик и девочка. Девочка была маленькая, худенькая, в розовом платьице, с огромным бантом-бабочкой на голове.
Мальчик постарше, ростом с Лёшку, только в плечах уже, а телом потолще. На голове у мальчика была бескозырка с лентами и надписью "Верный". Увидев мяч под ногами лошади, дети остановились. Мальчик сделал шаг к Буланчику, но конь повернул в его сторону голову, и тот отступил назад. Тогда Лёшка слез с козел и достал мячик.
- Мерси, - проговорила девочка.
- Что? - не понял Лёшка.
- Спасибо.
Лёшка улыбнулся. Снова полез на козлы и стал доедать краюху. Однако дети не уходили. Девочка пристально смотрела то на Лёшку, то на Буланчика, то снова на Лёшку, наконец спросила:
- Это ваша пролётка?
- Эге.
- Прокатите.
- А деньги у тебя есть?
Денег у девочки не было.
- Задарма нельзя, - объяснил Лёшка.
Дети о чём-то пошептались и убежали. Через несколько минут они вернулись, и мальчик в бескозырке протянул Лёшке рубль.
Лёшка повёз детей по Тверской, потом через Камергерский проезд, выехал на Большую Дмитровку, спустился к Охотному ряду и поехал по Моховой. Девочка не спускала восторженных глаз с Буланчика и всю дорогу приставала с расспросами:
- Это рысак?
- А как его звать?
- А где он живёт?
- А что он ест?
- А где его взяли?
Лёшка объяснял не без удовольствия.
Потом полез мальчик.
- Какой же это рысак? - проговорил он с усмешкой. - У рысака и шея длинная и ноги тонкие.
Лёшка смутился. У Буланчика действительно и шея была не длинной и ноги совсем не тонкими. Спорить он не решился. Но и продолжать разговор с девочкой уже расхотелось. Оставшуюся часть пути ехали молча.
Когда пролётка снова остановилась в Брюсовском переулке, девочка сказала:
- Мерси.
Она ловко спрыгнула на тротуар, взяла мальчика за руку, и дети умчались.
Лёшка уехал. Уже вечером на дне пролётки он обнаружил забытый девочкой мячик.
"ЗАЁМ СВОБОДЫ"
Дядя Ипат порой покупал газету "Русское слово". Читал он не торопясь, вслух произнося заголовки и разбирая содержание статей и заметок. В этот вечер Зыков опять принёс своё любимое "Русское слово".
- Про заём слыхал? - обратился он к Лёшке.
- Это тот, что в прошлом году?
- Нет, новый, - ответил дядя Ипат. Он сел за стол и развернул газету.
- "Граждане, подписывайтесь на заём свободы", - прочитал Лёшка крупный заголовок, набранный во всю первую полосу. Чуть ниже было напечатано воззвание Временного правительства.
- "К вам, граждане великой свободной России, - стал читать Зыков, - к тем из вас, кому дорого будущее нашей родины, обращаем мы наш горячий призыв... Не жертвы требует от вас родина, а исполнения долга..."
Но Лёшка не стал следить за дядей Ипатом. Он уставился в левый столбик газеты. Там крупными буквами были набраны разные имена. Имена были в чёрных рамках. Они-то и привлекли внимание мальчика. "Тело убитого в бою 5 февраля с. г., - читал Лёшка, - прапорщика Александра Семёновича Суровежина прибыло 5 апреля на Брянский вокзал..."
- Ты куда смотришь? - прервал мальчика дядя Ипат. - Сюда смотри! - На сей раз он ткнул в обращение Государственной думы. Потом прочитал статью под заголовком "Всё для войны, всё для свободы" и принялся изучать условия нового займа.
А Лёшка опять стал смотреть в столбик налево, туда, где были напечатаны фамилии погибших.
- Эна она чего, - неожиданно проговорил дядя Ипат, - сроком на пятьдесят четыре года, пойди доживи ты до этого времени. Ты ещё доживёшь, - сказал он Лёшке. - Заём, стало быть, для тебя в самый раз, - и засмеялся.
О новом займе кричали все. Даже в субботу, когда Лёшка с дядей Ипатом ходил в церковь, батюшка и тот говорил про то же.
- Откликнемся на сей призыв, - выводил батюшка. - И в оные времена, в тяжкие годины нашествия иноплеменников, верующие оказывали великую любовь земле Русской. Вспомним священный клич Козьмы Минина, заложим жён своих и детей для спасения родины.
Батюшка ещё что-то сказал про гнев русского воинства и кончил нараспев, растягивая слова:
- Подпи-шемся на за-ём и в отде-льно-сти-и и в скла-дчи-ну-у. Да благослови-ит госпо-о-дь святы-ые начина-ания. Ами-инь.
Вспомнив слова дяди Ипата, Лёшка решил подписаться. Думает: буду каждый день с выручки недодавать по пять копеек, соберу рубль и подпишусь. Однако на следующий день в районе Таганки мальчик угодил на какой-то рабочий митинг и подивился - рабочие отказывались признавать заём.
- Так, значит, заём свободы, а деньги прямо на войну? - говорил какой-то мастеровой. - Не на свободу, а на войну. За наши копейки и нас же в солдаты. Так, что ли?
Теперь Лёшка заколебался. А ещё через день мальчик был у Страстной площади и слышал совсем другое: