Собрание сочинений (Том 2)

С ребятами занимались и Матвей Муравьёв-Апостол, и братья Бестужевы, и братья Беляевы, Александр Якубович, Пётр Борисов, Пётр Муханов, моряк Торсон. Занимались и другие.

Учил детей и Иван Якушкин.

Начал вначале про "а", про "б". А когда освоили дети чтение, с цифрами их познакомил. Прошёл сложение и вычитание, умножение и деление. Про половинки и четвертинки им рассказал, ребята были смышлёными - освоили даже дроби.

Но больше всего любили ребята решать задачи.

- Сегодня задача на сложение, - начинает Якушкин.

Замрут ребята, слушают.

- Было у барина две деревеньки. Прикупил барин ещё одну. Сколько всего стало?

- Три, - голосят ребята.

- Правильно. А теперь давайте на умножение. Срубил крестьянин в барском лесу три осинки. Узнал барин, приказал за каждое дерево всыпать крестьянину по пять плетей. Сколько плетей получил крестьянин?

- Пятнадцать! Пятнадцать! - кричат ребята.

- Молодцы. Правильно. А теперь давайте на вычитание.

Притихли опять ребята. Начал Якушкин:

Собрал крестьянин с поля десять мешков зерна. Три из них за землю отдал помещику. Четыре мешка вернул тому же помещику за долги. За крестины сына один мешок оттащил попу. Два пришлось отвезти купцу - задолжал крестьянин купцу за ситец. А ну, кто живее из вас сосчитает, сколько мешков зерна у крестьянской семьи осталось?

- Ничего не осталось! - кричат ребята. - Ничего! Пусто!

- Молодцы, - говорит Якушкин. - Ну, дело у вас пойдёт.

МЯТЕЖНЫЙ ДУХ

Жандармы искали мятежный дух.

Унтер Уклейка примчал к исправнику:

- Нашёл!

- Ну, ну.

- Пушки видел! Ядра видел!

Исправник недоверчиво посмотрел на жандарма.

Ты - того... А? Снова пьян?!

- Никак-с нет.

- Ступай-ка сюда.

Уклейка шагнул.

- Дыхни!

Дыхнул жандарм. Видит исправник - верно, не пьян Уклейка.

- Ну, ну, так что ты видел?

- Пушки видел. Ядра видел, - твердил Уклейка. Порох в мешках. Фитили для запала.

Исправник всё ещё с недоверием смотрел на жандарма, однако спросил:

- Где? У кого?

- У него, - зашептал Уклейка. - Рядом с домом, в амбаре.

Всё было ясно. Речь шла о декабристе, бывшем подполковнике Андрее Васильевиче Ентальцеве. Отбыв каторгу, Ентальцев жил на поселении в городе Ялуторовске.

- Да-с, протянул исправник, а сам подумал: "Молодец Уклейка. Всё совпадает. Не зря и начальство о том говорило".

Как раз в это время предполагалось, что Сибирь посетит наследник русского престола, будущий царь Александр II. Наследник должен был проехать и через Ялуторовск. Предупредили об этом исправника, а заодно и о том, чтобы зорко следил за городом. Прежде всего за ссыльными декабристами. (Кроме Ентальцева, здесь жили Якушкин, Пущин и Оболенский.) Чтобы был начеку. Не убавилось, мол, у злодеев мятежного духа. Всякое может быть.

В ту же ночь, взяв отряд военного караула, исправник окружил дом и амбар Ентальцева.

Наставлял:

- Тише, чтоб взять живьём!

- Раз будет стрелять из пушек, не разбегайся. Падай на землю, ползи пластом.

Крадутся солдаты к амбару. Вдруг раздался какой-то шорох - то ли в амбаре, то ли за ним.

- Ложись! - закричал исправник.

Упали солдаты на землю.

- За мной!

Пополз исправник, за ним солдаты.

Снова раздался шорох.

- Замри!

Замерли все. Уклейка лежит, трясётся. Пролежали минуту, две, снова исправник сказал:

- Вперёд.

Поползли солдаты, как снова шорох.

- Стреляй! - закричал исправник.

Пульнули солдаты в амбар по двери. Тут же вскочили в рост. Помчались к амбару. Выбили с ходу дверь.

Осмотрели амбар - два ржавых старых лежат лафета, труба от самовара, шары от крокета, мешок с овсяной крупой. Фитилей никаких, конечно, не видно. Даже нет на них ничего похожего.

Вдруг снова в амбаре шорох.

- Ложись! - закричал исправник.

Упали на пол солдаты.

"Мяу", - раздался кошачий писк.

- Ты что же, - кричал исправник на Уклейку, - шутки шутить изволишь? Ну, где твой порох, где ядра, пушки?

- Да тут они были, тут в щёлку я видел, - уверяет жандарм. - Были, были. Вот тут стояли. Доложу вам - нюхом учуял мятежный дух.

- Нюхом, - ругнулся исправник. - Не в щёлку смотри, болван, а в душу. Вот где мятежный дух.

ДЕВЯТЫЙ ВАЛ

Стояла весна. С окрестных сопок сбежали ручьи. Загомонили, закричали криком весёлым птицы. С востока, с Тихого океана, подул ветер, понёс тепло.

Идёт Николай Бестужев по привольной сибирской степи. Небо синее-синее. Чиста и прозрачна даль.

Идёт Бестужев. Мысли его о друзьях, о России. Много минуло лет. Спят в могилах друзья боевые. Но не о прошлом, о том, что было, - о том, что будет, думает декабрист.

Россия, Россия!.. Нет крепостных в России. Равен один одному.

Идёт Бестужев по привольной сибирской степи. Ветер бьёт в щёки. Палит в лицо. Мысли его о друзьях, о России. Много минуло лет. Но не о прошлом, о том, что было, - о том, что будет, думает декабрист.

Россия, Россия!.. Нет на престоле царей в России. Да и сам-то престол в музее.

Идёт Бестужев по привольной сибирской степи. Мысли бегут, как реки. Память оковы рвёт. Но не о прошлом, о том, что было, - о том, что придёт, что непременно будет, думает декабрист.

Россия, Россия!.. Не в стонах, не в криках лежит Россия. В весеннем стоит цвету.