— Это так и следовало, — сказал ей тихонько Белоярцев.
Чтение отчета за вторые три декады началось в девять часов вечера и шло довольно беспорядочно. Прихожие граждане развлекались разговорами и плохо слушали отчет
Заседание кончилось довольно рано и довольно скучно. Гости стали расходиться в одиннадцатом часу, торопясь каждый уйти к своему дому. Китаец встал и захлопал глазами.
— Это когда же начнется? — спросил он тихонько Райнера.
— Что такое когда начнется?
— Театр.
— Театр! Какой театр?
— Разве не будет театра?
Райнер встал и потащил с собою своего азиатского друга, ожидавшего все время театрального представления.
Представление началось вскоре, но без посторонних зрителей.
— Сколько стоят эти цветы? — спросила Лиза Белоярцева, когда он возвратился, проводив до передней последнего гостя.
— Что-то около шестнадцати рублей, Лизавета Егоровна.
— Как же вы смели опять позволить себе такое самоволие! Зачем вы купили эти цветы?
— Господи боже мой! сколько вы времени видите здесь эти цветы, и вдруг такой букет, — отвечал обиженным тоном Белоярцев.
— Я вас спрашиваю, как вы смели их купить на общественный счет?
— Да отчего же вы ничего не говорили прежде? Ведь это, Лизавета Егоровна, странно: так жить нельзя.
— И так нельзя, нельзя, — отвечала запальчиво Лиза. — Mesdames! Вас не оскорбляет этот поступок? Вспомните, что это второй раз господин Белоярцев делает что хочет.
— Ведь он подарил эти цветы? — вмешалась Ступина.
— Вы подарили эти цветы? Ваши они, наконец, или общие? Надеюсь, общие, если вы записали их в отчет? Да? Ну, говорите же… Ах, как вы жалки, смешны и… гадки, Белоярцев, — произнесла с неописуемым презрением Лиза и, встав из-за стола, пошла к двери.
— Лизавета Егоровна! — позвал Белоярцев ее обиженно.
Лиза остановилась и молча оглянулась через плечо.
— По крайней мере мы с вами после этого говорить не можем, — произнес, стараясь поправиться, Белоярцев.
Лиза пошла далее, не удостоив его никаким ответом.
— Это ужасно! это ужасно! — повторяли долго в зале, группируясь около Белоярцева и упоминая часто имя Лизы.
— Или она, или я, — говорил Белоярцев.
Решено было, что, конечно, не Белоярцев, а Лиза должна оставить
Лиза узнала об этом решении в тот же вечер и объявила, что она очень рада никому не мешать пресмыкаться перед кем угодно, даже перед Белоярцевым.
С Лизою поднялась и Ступина, которой все не жилось в
Дней пять они ездили, отыскивая себе квартиру, но не находили того, чего им хотелось, а в это время случились два неприятные обстоятельства: Райнер простудился и заболел острым воспалением легких, и прислуга
— Что вам такое? чем вам худо? — урезонивал Белоярцев кухарку и девушек.
— Как не худо, помилуйте, — отвечала в один голос прислуга, — не знаем, у кого живем и кого слушаться.
— Да на что вам слушаться?
— Да как же хозяина не слушаться! А тут, кто тут старший?
— А на что тебе старший! Ну, я вам всем старший. Надя! приказываю тебе, чтоб ты нынче пришла мне пятки почесать. — Я тебе старший, ты, смотри, слушайся, — приходи.
Девушки фыркали над белоярцевскими прибаутками, но дня через два опять начинали:
— Нет вы, как вам угодно, а вы извольте себе другую прислугу иметь.
Надо было переменять прислугу.
Лизы никогда не было дома. На вопросы, которые Белоярцев предлагал о ней другим, ему отвечали, что Лиза теперь занята, что она днюет и ночует у Райнера, но что она непременно их оставит.
Обстоятельство это было для Белоярцева очень неприятно. Он начал поговаривать, что в интересах ассоциации это нужно бы прекратить; что он готов пожертвовать своим самолюбием, и проч., и проч.
Ассоциация соглашалась, что лишаться такого члена, как Лиза, да еще на первых пора х, для них весьма невыгодно.