Собрание сочинений, том 17

Чье же отступление? Не маршала Мак-Магона, так как связь с ним все еще прервана. Не генерала Фроссара, потому что далее император сообщает, что «от генерала Фроссара нет никаких известий». И если в 8 часов 25 минут утра император мог говорить только в будущем времени о предстоящем отступлении войск, расположение которых ему не было известно, то какое значение следует придавать телеграмме, отправленной восемью часами ранее, в которой он заявляет в настоящем времени, что «отступление происходит в полном порядке». Все эти позднейшие сообщения выдержаны в том же духе, как и первое: «Tout peut se retablir» [Все поправимо. Ред.]. Победы пруссаков были настолько серьезны, что они не позволяли прибегнуть к тактике, которой император, естественно, стал бы придерживаться. Он не мог осмелиться скрыть истину в надежде сгладить впечатление одновременным сообщением о последующем сражении с иным результатом. Пощадить гордость французского народа, скрыв от него, что две французские армии потерпели поражение, было уже невозможно, и поэтому ему не оставалось ничего другого , как положиться на то страстное желание вернуть утраченное, которое вести о подобных бедствиях в прежние времена вызывали в сердцах французов. В личных телеграммах императрице и министрам, несомненно, была намечена линия их публичных выступлений или, что даже более вероятно, из Меца им доставляли подлинный текст соответствующих заявлений. Из всего этого мы делаем вывод, что, каково бы ни было настроение французского народа, все стоящие у власти лица, начиная от императора, находятся в крайне подавленном состоянии, что само по себе чрезвычайно знаменательно. В Париже введено осадное положение — бесспорный признак того, что может последовать за новой победой пруссаков, а воззвание министерства заканчивается следующими словами:

«Будем же упорно сражаться, и отечество будет спасено».

Спасено! Французы могут, пожалуй, спросить себя: от чего спасено? От вторжения, предпринятого пруссаками для того, чтобы предотвратить французское вторжение в Германию. Если бы пруссаки были разбиты и подобный призыв раздался из Берлина, его смысл был бы ясен, так как каждая новая победа французского оружия означала бы новую аннексию Францией германской территории. Но если прусское правительство будет достаточно благоразумно, то поражение французов будет означать только, что попытка помешать Пруссии беспрепятственно продолжать свою германскую политику потерпела неудачу, и трудно поверить, что набор en masse [всеобщий. Ред.], вопрос о котором, как сообщают, обсуждается французскими министрами, позволит возобновить наступательную войну.

Напечатано в «The Pall Mall Gazette» № 1711, 8 августа 1870 г.

ЗАМЕТКИ О ВОЙНЕ. — V

Суббота, 6 августа, была критическим днем первого периода кампании. Первые немецкие сообщения, крайне сдержанные, скорее скрывали, чем показывали важное значение достигнутых в этот день результатов. Только по последующим более полным отчетам и по некоторым неловким признаниям французских донесений мы можем судить о полной перемене военной обстановки, происшедшей в субботу.

В то время как Мак-Магон потерпел поражение на восточных склонах Вогезов, три дивизии Фроссара и по крайней мере один полк корпуса Базена, 69-й, — всего сорок два батальона — были отброшены дивизией Камеке 7-го (вестфальского) корпуса и двумя дивизиями, Барнекова и Штюльпнагеля, 8-го (рейнского) корпуса — в общей сложности тридцатью семью батальонами, — с высот южнее Саарбрюккена, за Форбах и дальше. Так как немецкие батальоны больше по численному составу, то, по-видимому, количество войск, введенных в действие, было почти равным, но французы обладали позиционным преимуществом. Слева от Фроссара находились семь пехотных дивизий Базена и Ладмиро, а в тылу у него — две гвардейские дивизии. Но за исключением одного полка, о котором сказано выше, ни один человек из всех этих дивизий не пришел на помощь злополучному Фроссару, После жестокого поражения он вынужден был отойти, и теперь он, так же как Базен, Ладмиро и гвардия, со всеми своими войсками отступает к Меду. Немцы преследуют отступающих и в воскресенье были уже в Сент-Авольде, причем вся Лотарингия до самого Меца открыта для их наступления.