В первый период восточной кампании, с ноября 1854 по март 1855 г., декабрьского выскочку превозносили как второе провидение, а изумительное военное управление прославленной империи воспевали на все лады, противопоставляя ему позорные испытания, выпавшие на долю британской армии в результате преднамеренной измены внутри страны и естественных последствий устаревшей системы. Но как в этом, так и во всех других деяниях империи времен упадка то, что принималось за реальность, оказалось лишь театральной фантасмагорией, рассчитанной на непосредственный сценический эффект. В течение двух лет Бонапарт был занят исключительно подготовкой войны. Он напрягал все силы огромного централизованного французского государства, чтобы обеспечить первые успехи своей армии
Печальное положение французской армии тщательно скрывалось не только во французской, но также и в английской печати. В настоящее время об этой тайне громко говорят на всех перекрестках. Она стала истиной, которую уже больше не оспаривают после того как собственная газета Бонапарта «Moniteur» выступила с ее прямым опровержением. В данной статье достаточно привести выдержку из последнего письма севастопольского корреспондента «Times»:
«Французская армия, какой бы многочисленной она ни изображалась на бумаге, тает самым жалким образом: цинга и лихорадка опустошают ее ряды. Я недавно исчислял ее ежедневную убыль в 170 человек… Теперь и французы признают, что ежедневная смертность в их армии составляет 120 человек, а в некоторые дни значительно больше. Более всего страдает правый фланг армии, в Байдарской долине… Когда установится теплая погода, надо ожидать значительного усиления болезней… Французские списки больных будут ужасными… Французская армия тает столь же быстро, как она таяла от снарядов и выстрелов в течение самого жестокого периода осады».
Недостаток в крытых помещениях, нужда в верхней одежде и скудость питания приводятся корреспондентом в качестве главных причин страданий французов. Описав резкий холод, вследствие чего «в бараках вода в чанах промерзала на глубину в три дюйма», и почти непрерывные снежные метели, в результате которых «лишь в немногие бараки не нанесло большого количества снега», корреспондент спрашивает: что же должна была выносить французская армия в палатках, — не в бараках. тщательно снабженных всем необходимым, и не в хорошо окопанных двойных палатках, а в одинарных и незащищенных палатках? Он заканчивает заявлением, что «просто невыносимо встречать французские транспорты больных» и что маршал Пелисье тратит больше усилий на то, чтобы скрыть их от британской армии, чем на то, чтобы облегчить страдания больных.
Добавим к этому другую выдержку из «Morning Advertiser», той самой газеты, которая разделяла с газетой «Morning Post» гнусную привилегию приветствовать приход Бонапарта к власти в 1851 г. и которая по сей день прославляет лорда Пальмерстона, как истинно английского министра:
«Во французском лагере на реке Черной насчитывается 3000 больных, походные лазареты переполнены, ряды медицинского персонала поредели вследствие болезней и истощения, интендантская служба пришла в полное расстройство и не в состоянии кормить войска, люди прямо-таки выпрашивают сухари у солдат на аванпостах, цинга от недостатка растительной пищи и тиф от недостатка мяса свирепствуют со страшной силой; контраст между обеими армиями является источником открытого недовольства французских солдат. Транспортные средства недостаточны для перевозки больных в Константинополь — в тамошних госпиталях находится уже более 12000 больных, — эпидемия является настоящей катастрофой и смертность от нее ужасающа; транспорты, прибывающие с Востока в Марсель, переполнены жертвами лихорадки, и суда с тифозными больными направляются во Фриульский карантин».