Рабинович, тот который лежал под кроватями, который не мыл ног, который насиловал чужих жён, – открывает корзинку и кладет туда ребёнка. Ребёнок тотчас же засыпает и из его головы растёт цветок. Кухивика.
Опять глаза покрыл фисок и глина.мы снова спим и видим сны большого млина.<24 июня> – 17 августа 1930 года. Петербург.107. «молвил Карпов: я не кит…»
молвил Карпов: я не китв этом честь моя порука.Лёг на печку и скрипит.Карпов думал: дай помру-ка.Лёг и помер. Стрекачёвплакал: Карпов табуреткато то взвоет Псковичёвнад покойным. Это редко.В ночи длинные не спитсявдовам нет иных мужейчереп к люльке не клонитсямысли бродит веселей.Мысльвдовы:Вот людибыла я в ЗАГСЕно попала с черного крыльца на кухню.А на кухне белый баккипятился пак пак.<Август 1930>108. «Двести бабок нам плясало…»
Двести бабок нам плясалокорки струха в гурло смотрелитристо мамок лех воскинувмимо мчались вососалахон и кен и кур и повсё походило на куст вербинКогда верблюд ступает по доскевыгнув голову и четырнадцать рожека жена мохнаг фефилажадно хлебает гороховый ключтут блещет муст.пастух волынкурукой солдатскою берётв гибких жилах чуя пынкудыню светлую морётдыня радостей валисагроб небес шептун землизмёзда выстрое колёсапали в трещинупали звёздыпали камнипали догипали векипали спичкипали бочкипали великие цветочки.волос каменного смехажир мечтательных полётовконь бесдонного морехашут вороного боякрест кожанных переплётовживот роста птиц и мухранец Лилии жены тюльпанадом председателя наших и вашихвсё похоже на суповую кость.19 августа 1930 года.109. Вечерняя песнь к имянем моим существующей